Но муж не стал к ней приставать. Он улегся на спину, закинул за голову руки и мечтательно произнес, уставившись в потолок:

— Вот любит нас с тобой господь, Мила! Что хочешь делай, любит!

Она промолчала. Фраза мужа не подразумевала ее замечаний. Он бы и слушать не стал, потому что тут же заговорил дальше:

— Вот любое гадкое дело оборачивается для нас прибыльным! Любое! Разве мог я подумать, отправляясь вечером наблюдать за стервой, что все так обернется?

— А как обернулось, Сережа? — Тут уж ей сделалось любопытно. — Разве не ты сказал, что моя расписка в полиции?

— Я. И что?

— А какая же с того прибыль? Машка мертва. Расписка в полиции. Станут нас подозревать.

— А за что? За что, Людмила? — Он повернулся на бок, дотянулся до ее голого плеча, погладил нежно. — Мы взяли в долг. Мы оставили расписку. Если бы захотели ее забрать назад, то забрали бы!

— В смысле?! — У нее мутилось в голове.

— В коромысле! — передразнил ее муж беззлобно. — Если бы ты убила Машку из-за расписки, то оставила бы ее там, а?

— Расписку?

— Ну конечно!

— Нет, не оставила бы, — подумав, покачала головой Мила, за что муж тут же похвалил ее.

— Вот именно! Расписку Машка не прятала, так?

— Нет. Она ее в папку с документами положила при мне.

— Во-о-от… Расписка лежала на виду. Убив Машку, оставили бы мы ее там?

— Нет!

— Нет, Мила, не оставили бы. Так что запомни: что бы ни болтали менты, как бы ни давили на тебя, включай дурочку.

— А чего это на меня-то?! — вдруг перепугалась она. — Я ее не убивала! Зачем им я?!

— О господи, какая же ты тупая корова, Людка! — произнес Серега с раздражением и даже отодвинулся от нее на кровати. — Они сейчас начнут всех таскать, кто был с ней знаком или дружен. А расписка от тебя. Вот и тебя позовут. А у тебя что?

— Что?

— А у тебя, дуреха, алиби на минувший вечер! Ты где была?

— Дома.

— Правильно, дома. Ходила, топала, ванну принимала. Соседка снизу подтвердит. Она из кожи вылезает, когда ты топаешь. И злится, что ты воду не экономишь, ванну принимаешь по полчаса. Сколько плескалась минувшим вечером?

— Минут двадцать.

— Вот! Она все фиксирует!

— А у тебя-то, Сереж, алиби есть?

Она снова вспомнила расстегнутую до пупа рубаху и болтающийся ремень. Неужели правда снова сауну посещал?!

— Есть у меня алиби, детка. Еще как есть! — И он похотливо хохотнул. — И с тобой опять же скандалил. Соседка подтвердит. У нее уши, как у слона! Все, дрянь, слышит.

И она тут же подумала, что права в своих подозрениях. У шлюх он провел минувший вечер. С перерывом на то, чтобы ее излупить. Но решила не нагнетать. Нет худа без добра!

— Ладно, проехали, — она насупилась. Подтянула одеяло повыше к подбородку. — В чем нам выгода от Машкиной смерти?

— Вот корова глупая, а! — фыркнул он беззлобно. — Деньги-то, курица, деньги-то теперь отдавать не нужно!

— Мы бы и так не отдали, — возразила она, обидевшись на «курицу».

— Так пришлось бы суетиться, а теперь проблем нет. Нет Машки, нет долга!

Он замолчал. И она помолчала, размышляя. Потом завозилась, вытаскивая руку из-под одеяла. Дотянулась до его лица, погладила по щеке. Он не увернулся. И она осмелилась на вопрос:

— Сережа, но ты ведь не только этому радовался, так?

— В смысле? — Он зевнул.

— Тебя ведь не только перспектива не возвращать долг радовала. Есть что-то еще? Насколько прибыльным оказалось это гадкое дело, Сережа? Что ты недоговариваешь?

— Наконец-то, узнаю свою умницу-красавицу! — воскликнул он.

Резко повернулся на бок и подполз к ней по кровати, обнял крепко и зашептал в самое ухо, будто соседка, живущая этажом ниже, могла их подслушать:

— Ты помнишь, чем вчера и сегодня вечером я должен был заниматься, так?

— Да, — тоже шепотом отозвалась Мила. — Ты должен был наблюдать за Машкой, чтобы составить ее расписание.

— Во-о-от… — Он звонко поцеловал ее в плечо. — Вчера, ты помнишь, ничего особенного не произошло. Она весь день и весь вечер сидела дома. С кем-то говорила по телефону. Плакала.

— Плакала?!

Мила удивилась. Ей не было жалко Машку, она просто удивилась.

— А сегодня… Сегодня вечером ее убили! И убивать приходили ее, малыш, целых три человека.

— Сразу три? — ахнула она.

— Нет. По очереди! В том-то и дело, что по очереди! Я просто очумел! Как сориентировался и снимать начал, до сих пор не пойму!

— Молодец! — на всякий случай похвалила его Мила. — И кто же из трех ее убил?!

— Точно не могу сказать, — рассмеялся он ей в плечо. — Я не эксперт. Первый человек ее сильно избил, бил по затылку в основном. Как хорошо обученный спецназовец. И Машка упала. Возилась потом на полу, но так и не встала. Пока второй человек не пришел. Тот пришел… с ножом! Увидал ее на полу и принялся ножичком махать! Он машет, а я снимаю. Он машет, а я снимаю! А третий… Третий визитер начал за всеми пол подтирать! И я снова его снял. В этом вся наша прибыль, малышка! Помноженная на три!

— Ты хочешь начать их шантажировать?

— Ага! — Он интенсивно закивал.

— Всех троих?!

— Ага! — И еще несколько кивков.

— Но… Но ее же убил кто-то один из них!

— Да, возможно. Возможно, твоя подруга погибла от руки одного человека. Но…

— Но что?

— Но заляпаны, малыш, все трое! Заляпаны, замазаны все трое. И им теперь не отвертеться ни за что! Это наш с тобой звездный час, детка. Потом завяжем. И уедем куда-нибудь. Тебе главное в полиции все сказать правильно. Умно и правильно. Сможешь?

— Да. Я все смогу.

Она прижалась к нему ноющим от побоев телом и счастливо зажмурилась.

Что бы там Машка ни говорила в прошлом, жизнь и в самом деле похожа на кино. Красивое, опасное, в слезах, но непременно со счастливым концом. В ее случае все будет именно так: слезы, опасность и счастливый финал. Она это заслужила!

Гришин сегодня неважно позавтракал. Завтрак состоял всего из двух яиц всмятку и бокала чая с пряником. Яйца переварил, чай оказался прохладным, пряники жесткими. В результате он сильно разнервничался, и когда шел к своей машине от подъезда, то даже на Варины окна не посмотрел. А он в последние несколько недель так поступал каждое утро. И когда колыхалась шторка на ее окне, ему нравилось думать, что она — Варя — за ним наблюдает. Это мог быть просто ветер. Но ему нравилось думать, что это она.