– Ты иди, Сашка, иди… я постараюсь. Дядя Моня тебя без папы не оставит, не бойся, детка, – мягко сказал он, однако в глазах его, прятавшихся за золотым пенсне, блеснула злость – явно по дороге они обсудили что-то.

Удивительно, но сегодня я совершенно не умирала от своего обычного любопытства, наоборот – мне хотелось отрешиться от всего происходящего, не вникать, не думать, не анализировать. Моей конечной целью было возвращение мужа, а не эти их стариковские разборки. Тоже мне – любители стрелялок… Как говорила тетя Сара – «их на том свете черти с фонарями ищут, а они тут развлекаются». Иногда тетка была удивительно меткой в высказываниях. Интересно, как она там, в своем Саратове? Редко звонит, не приезжает, не принимает помощи от папы – гордая очень. Иногда я думала, что тетка не вышла замуж потому, что всю жизнь тащила на себе папиных детей, чувствуя себя виноватой в том, что он «пошел по кривой дорожке», как она это называла. Тетя Сара воспитывала отца с детства, он достался ей совсем крошечным грудным орущим комком в сорок первом году, когда ей самой было всего четырнадцать. Они ехали в эвакуацию, поезд попал под бомбежку, и бабушку мою убило осколком, а тетка оказалась в Саратове с братом на руках. Она устроилась санитаркой в госпиталь, ей разрешили жить там же, в небольшой комнатенке, а папу нянчили все по очереди. И потом, спустя несколько лет после войны, когда папа впервые пошел на зону, попавшись на краже «по малолетке», тетка винила в этом себя – мол, работала, не уследила. Ездила к нему на свидания, возила посылки, ждала… Потом он привел в дом маму, родился Слава, потом Семен… Отец женился уже немолодым, и Сара вздохнула с облегчением, думая, что он одумался и остепенился, да не тут-то было… Намаялась она с нами всеми, и мне было порой очень ее жаль. Надо все-таки как-нибудь позвонить, поговорить.

– Санька, – раздалось снизу, – ну-ка, спустись к нам!

Кричал Бесо, и я рванула по лестнице, забыв даже, что могу свалиться – иной раз нога подводила. Вбежав в комнату в ожидании самого плохого, я с удивлением застала картину вполне мирную – все трое сидели у камина, потягивали неведомо когда заваренный чифирь и выглядели довольными и спокойными.

– Садись, дочь. – Папа похлопал по подлокотнику, и я села, не понимая, что происходит. – Вот что, Санька… и в кого только ты такая ушлая уродилась? Как ты Витю-то Меченого зацепила, скажи? Его ж мертвым считали!

– Это не я его, это он меня зацепил, я ж тебе рассказывала.

– Акела знал? – спросил дядя Моня, отставляя кружку и доставая платочек для протирания пенсне.

– Знал.

– Знал?! – взревели все трое, и я даже испугалась – мне казалось, Сашка сказал папе о нашем разговоре и о том, что Меченый снова возник в городе.

– А вы не знали, что ли? А то, что «Фараон» ему принадлежит? – обескураженно спросила я, переводя взгляд с одного на другого.

По выражению лиц поняла – и «Фараон» для них сюрприз. Забавная, однако, история… Зато теперь мне стало совершенно понятно, чем занят в настоящее время мой супруг. Устроил личную вендетту, маленькую такую кровную месть. Охоту на Меченого, проще говоря. Потому ничего и не сказал никому из этой троицы…

– Да, ребята, что-то в жизни пошло не так… – протянул Бесо. – Совсем нас ни в хрен свинячий не ставят, чуете? Кто знал, что Меченый стройку ведет? Никто! А почему?

– А потому, что считают нас отжившими маразматиками, – вздохнул дядя Моня, водружая пенсне обратно на нос. – Вроде как под ногами путаемся, старыми понятиями живем. Вон, даже твой гоноф Акела, и тот тебя отвертел, Фима. Знал – и смолчал.

– Во-от, опять началось! – не выдержала я. – Валите все на Акелу! Мало он вам помог, мало добра сделал!

– Цыц! – негромко приказал молчавший до сих пор папа. – Взяла моду на голос брать. Тут тебе не академия твоя. Почему вы оба знали и молчали? Ты почему мне не сказала ни слова?

– А ты больно часто меня слушаешь! – дерзко заявила я. – Тебе ж слова нельзя сказать! И если сейчас тебя по какой-то нелепой случайности интересует мое мнение, то я скажу. Акела наверняка этого вашего Витю сейчас и ищет. И – поверь – найдет! Найдет и сделает то, что считает нужным. Потому что я теперь точно уверена, что это именно Меченый на банк твой и нацелился. Если Акела раньше не успеет, так Витя этот к активным действиям перейдет – убрал же от тебя того, кто мог ему помешать. И делать-то сильно ничего не пришлось, да? Мы ж такие принципиальные, мы ж так все наперед знаем! Оружие ему не нравится, видишь ли! Раз коллекционер – так сразу и вор, и скупщик краденого, да, папа?

Я вскочила и нервно заходила по комнате, чувствуя себя так, словно меня поймали на мушку сразу три снайпера. Ощущение было противное…

– Ну, что вы пялитесь на меня все трое, а?! Выросла девочка давно, а вы и не заметили?! Думайте, что делать теперь, вам никто, кроме Сашки, не поможет! Вон вас как развели – как школьников! Не думала, папа, что ты на такой примитивный развод клюнешь!

Я даже задохнулась от пламенной речи, схватила отцовскую кружку и сделала большой глоток. Рот сразу свело от невыносимо терпкого, крепкого вкуса густого чифиря, я закашлялась, из глаз брызнули слезы.

– Все? Выступила? – насмешливо поинтересовался папа, отбирая у меня кружку. – Да, все верно, дочь: вы умные, мы дураки, а ты так просто над всеми возвысилась. Только сопливая ты еще, чтобы умнее нас быть, понятно?

– Ничего ты так и не понял, – грустно сказала я, перестав, наконец, кашлять, развернулась и ушла к себе.

Напрасно папа орал мне вслед, чтобы вернулась – разговаривать с ним я больше не хотела, не видела смысла. Он действительно ничего не понял. Не захотел признать, что я права. О чем еще говорить…

Мне нужно было во что бы то ни стало найти мужа и заставить его вернуться домой. Уговорить, умолить, в ногах валяться – но сделать все, чтобы Саша вернулся. Сейчас, как никогда, он был нужен здесь, потому что иначе трое этих безумцев наворотят такого, что жить не захочется. Судя по их ежедневным «сходкам», они начали активно интересоваться всем, что происходило в «Фараоне». Мне очень не хотелось, чтобы папа снова втягивался в разборки, чтобы пришлось переживать за него. У меня просто не осталось сил на это. А Акела мог бы разрулить все.

Я нашла его в клубе «Каскад», принадлежавшем мужу, – собственно, что там искать, и так понятно. Приехала прямо во время занятий, с расчетом, что в этом случае Акела не сможет меня выгнать, а вынужден будет разговаривать. Так и вышло. Я появилась на пороге зала в тот момент, когда муж, расхаживая перед строем сидевших на пятках пацанов, цитировал им отрывки из кодекса бусидо:

– …тот, кто является самураем, должен вести себя в строгом соответствии с долгом сыновней почтительности. Ибо кодекс бусидо, Путь воина, требует, чтобы поведение человека было правильным во всем, – чуть откинув назад голову, говорил Акела, и я вдруг подумала – а ведь это так и есть. И никакой кодекс тут ни при чем. Просто человек должен быть во всем порядочным, и неважно, самурай он или кто.