– Было очень приятно познакомиться с вами, но долг зовет, – произнесла я, а затем улыбнулась Кахини: – Вижу, твоя лодыжка излечилась самым волшебным образом.

Тем вечером рани нездоровилось, поэтому госпожа не смогла выйти к нам, чтобы вместе читать или писать письма. Я немного взгрустнула, потому что мне хотелось вновь почитать ей вслух. Весьма эгоистичный мотив, что ни говори.

Вместо чтения вслух я уселась возле Джхалкари и написала два письма: одно – отцу, другое – Анудже. Сначала я написала письмо папе. Это было проще. В письмах к Анудже я не хотела особо подчеркивать то, насколько собой довольна. Надо быть осторожнее.

Здесь, конечно, красиво, но мне непросто любоваться видами и наслаждаться звуками без тебя. Когда я впервые проходила мимо слоновника, то увидела, как тяжело трудятся махауты, заботясь о благополучии этих огромных добрых животных. Я тотчас же вспомнила о тебе, подумала, как бы тебе понравилось понаблюдать за тем, как махауты заботятся о слонах. Звук слоновьего рева разносится на несколько миль вокруг. Я очень по тебе скучаю, Ану, но каждую неделю я буду получать деньги, и скоро, очень скоро я соберу достаточно для твоего приданого. Тогда мечты увидеть тебя женой и матерью станут реальностью.

Я перечитала то, что написала, а затем запечатала два письма воском рани и ее же печатью. Ануджа будет очень рада, когда получит письмо из дворца Джханси… А потом я заметила, что Джхалкари не запечатала свои письма, и спросила почему.

Бросив взгляд на Гопала, который как раз вошел в зал и уселся возле Кахини, Джхалкари сказала:

– Я плачý одному слуге, и он доставляет мои письма в обход почтмейстера. Советую и тебе делать то же самое. Почтмейстер читает все письма, как приходящие, так и посылаемые из дворца.

Мне не было что скрывать, но если Джхалкари не доверяет Гопалу, то и мне, пожалуй, тоже не стоит доверять ему.

– А сколько стоят его услуги?

– Три анны, – ответила Джхалкари.

Цена самого дешевого браслета, но мне нужно было собрать денег Анудже на приданое… а еще купить две ангаркхи… И, как ни стыдно мне было это признать, я вспоминала написанную лазурью и золотом вывеску над книжной лавкой. Даже если Гопал прочтет мои письма, что он такого узнает?

– Пожалуй, в следующий раз, – решила я.

Джхалкари нахмурилась, но ничего не сказала.

Я отнесла письма в развернутую холщовую сумку почтмейстера.

– Вы их доставите? – спросила я.

– Лично нет, – бросив на меня пронзительный взгляд, произнес Гопал, – но я прослежу, чтобы письма доставили по назначению.

– Он всегда такой брезгливый? – спросила я у Джхалкари, когда мы вернулись в дургавас.

Она присела на мою кровать.

– Он считает, что в прошлой жизни был раджей, – рассмеявшись, произнесла девушка. – С ним та же проблема, что и с Кахини.

– Моя бабка страдает тем же недугом, – пошутила я.

– Ты с ней не ладишь?

Я не собиралась этого делать, но невольно заговорила тише и настороженно, так, как если бы бабушка находилась сейчас в этом помещении вместе со мной.

– Между нами нет согласия. Догадываюсь, что после моего рождения она предлагала воспользоваться опиумом.

Джхалкари кивнула.

– Моя тоже. Она не хотела девочки, но отец встал на мою сторону.

Я улыбнулась.

– Мой отец тоже меня защитил.

– И у твоего отца – две дочери. Твоя сестра на тебя похожа?

– Не очень. Она милая, добрая и почтительная. Когда-нибудь из нее выйдет хорошая жена. Именно поэтому я здесь.

– Как замечательно с твоей стороны!

– Ну, у меня не было особого выбора: либо сюда, либо в храм.

Джхалкари кивнула.

– Почти у всех нас одна и та же история: либо сюда, либо в храм.

В третью неделю службы в дурга-дале, в самом начале июля[67], Сундари разбудила нас раньше обычного и сказала, что мы сегодня не будем упражняться в боевом искусстве на майдане. Я выглянула из окна и посмотрела на тучи, принесенные сезоном дождей. Должно быть, жрецы предсказали необычайно сильный ливень, но Сундари сообщила нам, что рани сегодня днем созывает дурбар для женщин.

Тотчас же другие женщины вскочили на ноги и принялись рыться в своих корзинах с одеждой, передавая друг дружке драгоценности. Я присела на край кровати. У меня была лишь одна ангаркха, та, которую подарила мне Джхалкари в мой первый день в дурга-дале. Я не могла себе ничего придумать… пока не могла, поскольку хотела сберечь деньги для Ануджи.

– Ты не можешь одеться в ту же самую ангаркху, в которой проходила две недели, – сказала Джхалкари, садясь рядом со мной.

В утреннем свете ее схожесть с рани показалась почти жутковатой.

– Это женский дурбар. Такое случается раз в году. Я сейчас пойду с тобой в лавку, и ты сможешь купить себе что-нибудь.

– Но времени не останется подогнать ткань под мои размеры.

Джхалкари надула губы. Я, усмехнувшись, догадалась, что она изображает недовольную Кахини.

– Я не знаю, как в твоей деревне, но в городе мы покупаем уже готовые, пошитые вещи.

Я рассмеялась, несмотря на то, что Кахини с противоположной стороны спальни могла нас слышать.

Мы заглянули в казначейство, где хранились рупии, которые нам платили каждую неделю. Я взяла столько, сколько, по словам Джхалкари, будет вполне достаточно на приобретение шелковой ангаркхи и простого ожерелья. Затем мы под моросящим дождиком направились к лавкам у подножия крепости.

Джханси в те времена было одним из богатейших княжеств Индии. Всюду виднелась сочная, буйная зелень, отбрасывающие густую тень манговые и апельсиновые деревья, колышущиеся на ветру сады… Город Джханси был изумрудом севера Индии, золотисто-зеленым драгоценным камнем, вздымающимся из песков на берегах реки Пэхудж. Направляясь в город, я уже издалека видела все ворота с башенками над ними, которые были достаточно высокими и широкими, чтобы через них мог пройти слон. Я подумала о том, что бы сказала моя семья, увидев меня сейчас проходящей через одни из ворот с пистолетом на боку и Джхалкари в качестве подруги и спутницы. Какой же огромной свободой пользуются женщины Джханси! Здесь мы имели право покупать вещи без посредничества родственников и мужей, тратя деньги по своему усмотрению.

Только в третьей лавке нашлась ангаркха, которую Джхалкари сочла вполне приличной для женского дурбара.

– Как насчет вот этой?

Я взяла в руки одеяние, сшитое из фиолетового бенаресского шелка. Изящная вещица. Верхнюю часть украшали стежки, сделанные серебряной нитью, а на шароварах были вышиты розовые и серебряные листочки.