Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Искра, я скорее сам у себя украду, чем у своего принца. Как твоя матушка?
Причудливый неизменный интерес к здоровью ее матери сегодня даже казался забавным, настолько он не вязался с потрепанным видом Сафа и тем, как он бешено несся по мокрым улицам, словно ища что-нибудь, что можно расколотить.
– Хорошо, – ответила Биттерблу. – Спасибо, – добавила она, поначалу сама не поняв за что, но тут же с легким уколом стыда осознала, что благодарна ему за столь горячую веру в ее мать.
В серебряных доках бушевал речной ветер, швыряясь дождевыми каплями так неистово, что они иглами пронизывали кожу. С дрожащих кораблей стекала вода, паруса были плотно смотаны. Во мраке они казались выше, чем на самом деле. Биттерблу знала: это не океанские корабли, а речные суда, предназначенные для перевозки тяжелых грузов c южных шахт и заводов на север, против течения реки Делл. Но ночью они представлялись гигантскими и словно нависали над пристанями, а по палубам маячили силуэты воинов, ибо здесь выгружались сокровища королевства.
«И ведь сокровищница, в которой все они хранятся, – моя, – подумала Биттерблу. – И корабли мои, и трудятся на них мои воины; мои богатства везут они из шахт и заводов, которые тоже принадлежат мне. Все это – мое, потому что я – королева. Как странно».
– Интересно, какие силы нужны, чтобы захватить корабль с казной королевы? – сказал Саф.
Биттерблу ухмыльнулась:
– Пираты иногда пытаются – по крайней мере, так говорят – поблизости от заводов. Последствия бывают ужасны. Для пиратов, конечно.
– Да. – В голосе Сафа зазвучала нотка раздражения. – Ну, само собой, на каждом корабле королевы плывет целое небольшое войско, да и пиратам все равно не вздохнуть спокойно, пока они не сбегут с добычей в море. Готов поспорить, вся река от заводов до самого залива исправно охраняется королевским водным патрулем. Спрятать пиратский корабль на реке – задача не из легких.
– Откуда ты все это знаешь? – спросила Биттерблу. Ей вдруг стало не по себе. – Великие моря. Не говори мне, что ты пират! Родители оставили тебя на пиратском корабле! Конечно! По тебе с первого взгляда видно!
– Конечно нет, – сказал он со страдальческим вздохом. – Не неси ерунды, Искра. Пираты убивают, насилуют и корабли топят. Вот, значит, как ты обо мне думаешь?
– С тобой свихнуться можно, – сварливо ответила Биттерблу. – Вы с приятелем то шныряете по городу, таща что плохо лежит и напарываясь на ножи, то сочиняете книги об отвлеченных предметах или печатаете Лионид знает что в своей лавке. Ты каждую мелочь от меня скрываешь, а стоило мне попытаться что-то додумать самой – гляди-ка, расфыркался.
– Мне случалось охотиться за сокровищами, – признался он.
– Охотиться?
– Но пиратом я не был и никогда не стану, Искра. И надеюсь, что ты и так это знаешь.
– Что значит «охотиться за сокровищами»?
– Ну, бывает, корабли тонут. Попадают в шторм, сгорают или пробивают бок о скалы. Охотник за сокровищами приплывает на место крушения и обыскивает дно, ища, чем можно поживиться среди обломков.
Биттерблу внимательно посмотрела в избитое лицо Сафа. Тон у него был довольно дружелюбный, даже доверительный. Ему нравилось с ней разговаривать. Но кипевший в нем гнев никуда не делся. В тяжелом взгляде засела боль, раненую руку он прижимал к телу.
Этот моряк, охотник за сокровищами, вор – и кто он там еще – должен был бы сейчас лежать в теплой, сухой постели, набираясь сил и самообладания. А не воровать, не охотиться за сокровищами – или ради чего его сюда принесло.
– Звучит рискованно, – вздохнула она.
– Так и есть, – кивнул Саф. – Но законом не запрещено. А теперь пойдем. Тебе понравится, что я собираюсь украсть.
Распахнув дверь, он жестом пригласил ее в комнату, полную желтого света и пара, запаха тел и залежавшейся шерсти. И Биттерблу потянулась на доносившийся оттуда звук низкого хрипловатого голоса – рассказывали очередную историю.
По стойкам и столам в этой комнате историй были расставлены горшки и ведра, в которые с ритмичным жестяным звоном падали капли дождя. Биттерблу с сомнением поглядела на потолок и устроилась у стены.
Сказочницей была плотно сложенная женщина. Глубоким звучным голосом рассказывала она одну из старых сказок Лека: про мальчика, плывущего в лодке по ледяной реке, и хищную птицу цвета фуксии с серебряными когтями, огромными, как якорные крючья, – великолепное, завораживающее, злобное создание. Биттерблу терпеть не могла эту сказку. В памяти всплыло, как Лек рассказывал ей что-то очень похожее. Она словно наяву видела его стоящим за стойкой: один глаз закрыт повязкой, другой, серый, глядит внимательно и настороженно.
Вдруг перед мысленным взором мелькнул и ярко вспыхнул другой образ – кошмарный изуродованный глаз за повязкой Лека.
– Ну же, идем, – убеждал тем временем Саф. – Искра. Я тут закончил. Пошли.
Она не слышала. Однажды Лек показал ей, что скрывалось под повязкой. Смеясь, рассказывал что-то о кобыле, которая встала на дыбы и лягнула его. Биттерблу увидела глазное яблоко, распухшее от крови, и не додумалась, что багрянец зрачка – это не просто кровавое пятно, а ключ к правде. Правде о том, почему она постоянно чувствовала себя такой медлительной, тупой и забывчивой – особенно когда сидела за столом вместе с ним и старалась показать, как хорошо читает, надеясь угодить ему.
Саф взял ее за запястье и потянул за собой. Она вмиг сбросила оцепенение и живо замахнулась на него, но он перехватил ее руку и, держа теперь уже оба запястья, тихо пробормотал:
– Искра, не вырывайся здесь. Подожди до улицы. Идем.
Когда это в комнате стало так тесно и жарко? К ней бочком притерся незнакомый мужчина и чересчур любезным голосом спросил:
– Этот белобрысый тебе докучает, а, парнишка? Может, тебе нужен друг?
Саф с рыком повернулся к нему. Незнакомец попятился, выставив ладони и вскинув брови, показывая, что сдается, и теперь уже Биттерблу вцепилась в Сафа, когда тот ринулся на него. Она намеренно ухватила раненую руку, чтобы сделать больно и обратить его ярость на себя, зная, что ее он не тронет. Насчет остальных в комнате у нее были некоторые сомнения.
– Прекрати, – сказала она. – Мы уходим.
Саф глотал ртом воздух, в глазах блестели слезы. Она причинила ему больше боли, чем хотела, но, возможно, не больше, чем было необходимо. Так или иначе, это уже не имело значения, ибо они протолкались к выходу, отодвигая людей, и выбрались наружу, под дождь.
Оказавшись на улице, Саф бросился бежать, свернул в переулок и под прикрытием навеса согнулся вдвое. Биттерблу поспешила за ним и стояла рядом, пока он баюкал руку на груди и ругался последними словами.
– Прости, – сказала она, когда он наконец закончил сквернословить и глубоко задышал.
– Искра. – Еще несколько глубоких вдохов. – Что это было? Ты будто отключилась. Я никак не мог тебя дозваться.