потому что я слышу, как сзади открывается дверь, и он выходит на улицу.

С Тобом одновременно следуем за ним.

Себастьян доходит до машины, стучит в стекло с водительской стороны. Оно медленно опускается и на нас смотрит мутный тип.

— Прикурить не найдется? — Спрашивает Себастьян.

— Нет, — отрубает тот и пытается закрыть окно.

— А кого ждешь-то? Я просто местный почти, жил тут какое-то время, могу подсказать, — продолжает Себ.

— Никого не жду, отвали, — тип начинает нервничать, замечая нас, и бегло оглядывая.

— А, ты привез что ли кого? Так дом опечатан, входить нельзя. Полиция может приехать.

Водитель снова бросает взгляд на нас, осматривая внимательнее, а потом резко выжимает газ и срывается с места.

Блять. Уже знаю, что Себ оказался прав и Нильсон где-то здесь с Эстер.

Под чертыханье Себа забегаю на территорию дома. Слышу краем уха, как Тоб звонит Оливеру и сообщает номер машины.

Входная дверь по-прежнему опломбирована. Замедляю шаг, но потом вижу свет из боковых окон. Я тогда заходил в дом и точно знаю, что там кухня. Себастьяна вызволяли из подвала. И самый удобный и быстрый способ попасть в него — с кухни.

Стараясь шуметь как можно тише, вхожу в пустое помещение. Себастьян и Тобиас следуют по пятам. Внутри никого, тишина, только горит свет и чуть приоткрытая дверь, ведущая на цокольный этаж.

Приближаюсь к двери и через щель отчетливо разбираю голос.

— Блять, вот че ты начала, а. Просто отдала бы мне файлы и все. Пошла бы на все четыре стороны. А лучше бы вместе со мной все это проворачивала. С твоей мордашкой и моей харизмой было бы в разы быстрее и проще. Я же к тебе со всей душой, мы бы разбогатели на этих лохах.

Чувствую, как по спине катится капелька пота, а к горлу подступает тошнота. Толкаю дверь и делаю шаг вперед.

Свет тусклый. Но взгляд сразу фокусируется на центральной части комнаты. На полу сидит бесформенная фигура, сгорбившаяся, ноги согнуты в коленях и широко расставлены. Вокруг него коробки. Одна рука подпирает голову, а вторая опущена к полу и как будто гладит кого-то.

Внутри все в сотый раз сжимается от страха.

— Но ты, сука такая, выбрала не меня. Не меня, да, — продолжает он бормотать и смотреть вниз.

Спускаюсь еще на пару ступенек ниже и рядом с Нильсоном вижу женскую лодыжку. Лодыжку, которую я неоднократно целовал, ласкал и любовался. В этот момент внутри все окончательно леденеет. Внутри поднимается ярость на ублюдка.

Шагаю еще ниже, уже не заботясь о конспирации, хватаю его сзади за шкирку и откидываю к стене. Не думал, что могу одной рукой поднять человека, но в ярости, оказывается, способен. Нильсон ударяется о стену всем телом и падает кучей на пол.

Как бы мне не хотелось добить его, переживания за Эстер сильнее. Краем сознания отмечаю, как Тобиас подходит к нему. Не сбежит. Это позже. Где-то на периферии слышу звуки сирен. Вовремя. Как в лучших традициях дешевых боевиков. Герои всех спасли, а копы рядом постояли. Только вот мы ни черта не успели.

Поворачиваюсь к Эстер, над которой склонился Себастьян. Ноги сами несут вперед. Шаг. Второй. Я не сразу успеваю рассмотреть детали, потому что пытаюсь охватить сразу всю картину. Она лежит на полу в позе эмбриона. В том самом красном платье, которым я с утра любовался и весь день думал. Волосы разметались по полу, руками она прикрывает голову. Падаю на колени рядом с моей амазонкой и чувствую, как сердце сбивается с ритма.

Лицо в ссадинах и припухло. На руках синяки. Одно из запястий, как и лодыжка отекли. Всегда красивая кожа как будто потускнела.

Сука, Нильсон.

Кладу руку ей на голову и вижу, как Эстер вся сжимается в защитном рефлексе. Хочу обнять ее и боюсь, что сделаю хуже.

— Эстер, детка, это я, — тихо шепчу, наклонившись к ней, — все позади, теперь все будет хорошо.

Глава 27

Йен

Дальше все происходит в какой-то суете. Появляется полиция, скорая, Нильсона забирают. Он не пришёл в сознание, поэтому его кладут на носилки и просто выносят. Провожаю его взглядом и чувствую, как внутри поднимается ярость. Она как лава, течет где-то под землей и вот-вот грозит вырваться. Позже. Я обязательно закончу с ним позже.

Нас опрашивает полиция, по очереди рассказываем историю: как искали, как поняли, что здесь, как нашли. Все это кажется таким ненужным и неважным сейчас. Мне очень хочется психануть и просто уйти к Эс.

Оливер просит заполнить какие-то бумаги, сообщая, что сообщник Нильсона задержан. В машине обнаружили поддельные документы и наличные. Они действительно собирались бежать, но максимально странным стечением обстоятельств пересеклись с Эстер.

Ее тоже забрала скорая. Предварительный осмотр врачей показал, что транспортировка возможна без каких-то особых ухищрений. Это значит, что серьезных травм нет. И эта новость чуть ослабила напряжение внутри меня. Но она так и не открыла глаз. На просьбу врача прошептала «нет» и сильнее сжалась.

Наконец, ставлю подпись на последней бумажке и иду к своей машине. Желание оказаться рядом с Эс только растет. Себ хотел пойти со мной, но его полиция допрашивает с особой тщательностью и просит остаться. И я, признаться, рад. Мне пока сложно находиться рядом с ним, потому что я чувствую себя виноватым. В первую очередь перед Эс, конечно. Не нашёл сил на разговор. Не сделал шаг навстречу. Недосмотрел. Не уберег.

Сажусь в машину и еду в сторону города. Вечер, на дорогах не так много людей. В груди комок, все мысли о ней. В голове всплывает наш вечер в ресторане и ее тонкий образ, смех и счастливый взгляд. Какая же она красивая, аж в груди щемит. И как же сильно она мне нужна.

Именно сейчас, вдавливая газ в пол и обгоняя редких водителей на дороге, я четко осознаю, какой ерундовой была наша ссора. Наверное, любая ссора стала бы неважной на фоне всего произошедшего. Почему переоценка происходит только в критические моменты. Если с близкими что-то случается, то мы готовы отодвинуть недомолвки. А если ситуация стабилизируется, то снова начнём в эту игру играть?

Эстер привозят в ту же больницу, где был Себастьян. Въезжаю на парковку. Чертово дежавю. Только в прошлый раз это было началом наших отношений, а сейчас непонятно что. Где мы? Где-то посередине зависли?

Ее сразу же забирали на обследование, а я остаюсь в коридоре. Не жду намеков, помню,