– Элли, что он делает? Куда он ушел? – спросил меня Джейкоб.

Я следила за Уолли, а тот оглядывался на меня, возбужденно махая рукой.

– Ищи его! Ищи! – скомандовал Джейкоб.

Я неуверенно побежала к Уолли. И что это значит? Уолли увидел, что я приближаюсь, опустился на колени и захлопал; когда я подбежала, он показал мне палку, и мы несколько минут играли. Потом Уолли встал.

– Смотри, Элли! Что делает Джейкоб? Ищи его! – сказал он.

Джейкоб удалялся, и я побежала за ним.

– Хорошая собака! – похвалил меня Джейкоб.

По степени разумности я бы поставила эту игру рядом с леталом, но Уолли и Джейкобу, похоже, нравилось, и я продолжала, тем более что потом мы играли в перетягивание палки – эта игра на голову выше, чем «найди Уолли».

Примерно когда я начала изучать «ищи», меня охватило странное чувство, непроходящая тревога вкупе с неприличным запахом из-под хвоста. Мама и Бабушка, бывало, жаловались каждый раз, когда мне случалось испускать пахучие газы из-под хвоста, и давали понять, что я плохая собака (а Дедушка так сердился на плохой запах, что говорил «ай-ай-ай, Бейли!», даже если запах шел от него самого).

Джейкоб не замечал запаха, но обратил внимание на тревогу псов, задиравших лапу на кусты рядом с квартирой, – я чувствовала, что псы околачиваются тут из-за меня.

Реакция Джейкоба оказалась очень необычной: он надел на меня пару шорт, вроде тех, что сам носил под брюками, только с дыркой для хвоста. Мне всегда было жалко смотреть на собак, носящих фуфайки и прочую одежду – и вот я щеголяю нарядами перед самцами. Тут уж не отделаешься легким смущением, особенно учитывая настырное внимание, которое выказывала мне разношерстная стая, деловито орошающая кусты вокруг дома.

– Пора к ветеринару, – сказал Джейкоб и повез меня на машине в место, которое мне показалось знакомым – в прохладную комнату с ярким светом и металлическим столом. Я заснула, а проснулась дома, как и следовало ожидать, в дурацком коническом ошейнике.

Как только ошейник сняли, мы с Джейкобом снова принялись ездить в парк почти каждый день, и так несколько месяцев. Дни становились короче, хотя снега не предвиделось; искать Уолли становилось все сложнее, потому что мне постоянно меняли правила. Иногда мы приходили на место, а Уолли уже не было, и приходилось искать, куда он делся. Он где-нибудь лежал и, как Дедушка, занимался «по хозяйству»; еще я выучила новую команду – «покажи!», это значило отвести Джейкоба туда, где я нашла развалившегося под деревом Уолли. Джейкоб каким-то образом понимал, удалось ли найти что-нибудь, хотя бы один носок Уолли на земле – растяпа то и дело ронял вещи, чтобы нам было что искать.

Были и другие дела. Джейкоб научил меня забираться вверх по бревну и спускаться с другой стороны по лестнице, при этом проходя ступеньку за ступенькой, а не прыгать одним махом, как мне нравилось. Он научил меня ползать в тесной трубе и запрыгивать на штабель бревен, а однажды велел мне сидеть, а сам достал пистолет и несколько раз грохнул так, что я вздрогнула.

– Хорошая девочка, Элли. Это пистолет. Видишь? Не нужно бояться. Он громкий, но ты ведь не боишься, да, девочка?

Я обнюхала протянутый мне пистолет и порадовалась, что Джейкоб не заставляет меня его таскать. Пистолет пах плохо, а по виду и летал хуже, чем летало.

Иногда Джейкоб и другие люди с пистолетами сидели за столом во дворе и пили что-то из бутылок. В такие моменты я отчетливо видела внутренний раздрай Джейкоба: люди за столом часто смеялись, а Джейкоб то подхватывал, то погружался в себя – темный, грустный и одинокий.

– Правда ведь, Джейкоб? – обратился к нему как-то другой человек. Я услышала имя, однако Джейкоб уперся взглядом в пространство, ничего не замечая. Я села и ткнулась ему в ладонь, но он, хоть и погладил, похоже, не обратил на меня внимания.

– Я говорю, Джейкоб, правда ведь?

Джейкоб повернулся и понял, что все смотрят на него; я почувствовала его смущение.

– Что?

– Если двухтысячный будет таким ужасным, как говорят, понадобятся все кинологические подразделения. Опять начнется, как с Родни Кингом.

– Элли – не такая собака, – холодно ответил Джейкоб. Я напряглась при звуке своего имени, тут же почувствовав, что все люди за столом смотрят на меня. Мне почему-то стало не по себе – так некоторым становилось не по себе под взглядом Джейкоба. Когда разговор продолжился, все говорили друг с другом, не замечая Джейкоба. Я снова пихнула его ладонь, и теперь он почесал у меня за ухом.

– Хорошая собака, Элли, – сказал он.

«Ищи Уолли» превратилось в просто «ищи». Мы с Джейкобом приезжали куда-нибудь, тогда мне давали что-нибудь понюхать – старое пальто, ботинок или перчатку, и нужно было найти человека – хозяина вещи. Иногда нюхать было нечего, тогда я обходила большой участок, поднимая тревогу каждый раз, как находила что-нибудь интересное. Я нашла много людей помимо Уолли; иногда они даже не догадывались про игру и звали меня «привет, песик». Я знала, что нужно показать человека Джейкобу, и он всегда хвалил меня, даже если я находила человека, который не мог сообразить, что происходит. Я поняла: нужно искать людей и приводить к ним Джейкоба, и пусть сам решает – тот человек или нет. Это была моя работа.

Когда я прожила у Джейкоба примерно год, он начал брать меня с собой на работу каждый день. Мы встречались со множеством людей, одетых, как Джейкоб – почти все относились ко мне ласково, уважительно отходили, когда Джейкоб командовал «рядом». Он посадил меня в клетку, по соседству с другими собаками – Камми и Джипси. Камми был черный как смоль, а Джипси – коричневой.

Хотя мы сидели вместе, мои отношения с Камми и Джипси были не такими, как с другими собаками. Мы, рабочие собаки, понимали, что нам некогда играть – нужно постоянно быть готовыми служить хозяевам, и большую часть времени мы сидели настороже у забора.

Джипси работала с полицейским по имени Пол и часто уезжала, а иногда они с Полом работали во дворе. Они все делали неправильно: Джипси просто обнюхивала коробки и кучи одежды и вдруг поднимала тревогу на пустом месте, хотя Пол все равно ее хвалил, доставал из кучи пакет и говорил Джипси, что она хорошая собака.

Камми был старше и не смотрел, как работает Джипси – наверное, ему было стыдно за бедняжку. Камми работал с полицейской Эми и выезжал не часто. Если выезжал, то стремительно – Эми забирала его, и они уносились. Я не знала, в чем состоит работа Камми, но подозревала, что она не так важна, как моя.

– Где будете на этой неделе? – спросила как-то Эми у Пола.

– Опять в аэропорту, пока Гарсия не выйдет с больничного, – сказал Пол. – Как делишки у взрывотехников?

– Тихо. Только меня беспокоит Камми. Показатели снизились; боюсь, что у него пропадает нюх.

Услышав свое имя, Камми поднял голову, и я бросила на него взгляд.

– Ему сколько уже – десять? – спросил Пол.