деревень стояли почти пустыми — большая часть жителей умерла, остальные разбежались. Город заполнили толпы голодных, требовавших хлеба. Количество людей, живших случайным заработком, стало катастрофически расти. Десятки истощенных, оборванных людей пугали иностранных путешественников, бросаясь к ним, чтобы поднести чемодан. Другие стремились открыть дверь в экипаж, надеясь заработать один-два пиастра. Толпы нищих бродили по улицам, спали у дверей мечетей, на базарах. Полиция забирала их. Но их становилось все больше и больше. Начались голодные бунты.

Правящая верхушка феодального Египта пыталась драконовыми мерами восстановить порядок в стране. Однако «ситуация полностью уходила из-под контроля этой говорящей по-французски, турецко-албанской аристократии, — писал Джон Марлоу, — которая всегда правила Египтом, могла заниматься дипломатией, пьянством, спекуляцией, поборами, но не могла внушить уважение к албанским принцам и турецким наместникам, к которым египтяне относились с той же антипатией и отвращением, как к европейским банкирам или к англо-французским чиновникам»[46].

В этой обстановке всеобщего развала и национального унижения египетский народ показал, на что он способен, когда им овладевает гнев и решимость. Все началось с армии. Египетская часть офицерства, связанная своим происхождением и обычаями с мелкобуржуазными слоями страны — их называли «офицеры-феллахи», — потребовала от хедива арабизации государственного аппарата, прекращения политики прислужничества и бесконечных уступок иностранцам. Под их давлением Тауфик был вынужден назначить военным министром полковника Ахмеда Ораби, человека патриотических устремлений. Ахмед Ораби, «Аль-Вахид» - «Единственный» как его прозвали в народе, поддержанный «офицерами-феллахами», добился замены ряда наиболее продажных министров людьми из народа. Во главе правительства встал друг Ораби, Сами аль-Балуди. Он разработал проект демократической конституции и потребовал от хедива созыва Национального собрания. Весь Египет пришел в движение. Впервые за длительную историю страны в городах и селах проходили демонстрации и митинги. Стали формироваться отряды «народной обороны». Египет, еще вчера покорный и безропотный, выходил из повиновения. В стране повеяло духом революции. Позже египетские историки назовут это время «первой революцией свободных офицеров». И действительно, «офицеры-феллахи» напоминают тех молодых, патриотичных и смелых офицеров, которые возьмут власть в 1952 г., свергнут династию Мухаммедидов. Да и в самом Ораби есть что-то от Насера. Может быть, больше всего — от его веры в египетский народ, убежденности в том, что он преодолеет свою инерцию и выйдет на широкую арену действия.

Такой поворот событий угрожал и феодально-аристократической верхушке и позициям европейских банкиров.

Этот период отмечен и другим: появляется, пусть еще в зачатке, египетское общественное мнение. Впервые ставятся вопросы национального обновления Египта. Появляются такие просветители, как Мухаммед Абдо, который добивался постановки образования в Египте на основе достижений современной науки. Он указывал на недостаточность традиционного исламского образования для решения вопросов развития Египта и всего арабского мира. Он писал: «Если разум и традиция противоречат друг другу, то надо выбирать разум». Жан и Симона Лакутюр сравнивают плеяду арабских мыслителей и общественных деятелей, появившихся в ту пору, с мыслителями периода Ренессанса в Европе.

В 1882 г. Даунинг-стрит приходит к выводу, что пора действовать, чтобы установить стратегический контроль над каналом. Использовав как предлог «беспорядки» в Александрии, Великобритания ввела свой флот в Суэцкий канал. Захватив Александрию, которую еще раньше «для устрашения» жестоко бомбардировали, англичане разгромили сражавшуюся с необыкновенным упорством египетскую армию около местечка Телль-эль-Кебир в дельте Нила. Они вошли в Каир и оккупировали весь Египет.

В стране вспыхнуло восстание. Партизанские отряды нападали на войска колонизаторов. Но скоро все было кончено. Сопротивление было подавлено жесточайшим образом, тысячи египтян были расстреляны, десятки тысяч брошены в тюрьмы. Ахмеда Ораби схватили. Его судил военный трибунал колонизаторов и приговорил к смерти. Однако англичане побоялись привести приговор в исполнение. Его согласно традиционной практике английских колонизаторов выслали в другую колонию Британской империи — на Цейлон, где он пробыл два десятка лет. В Каир он вернулся в 1903 г. и вскоре умер.

А как вела себя во всей этой истории Компания Суэцкого канала? Самым постыдным образом. Лессепс в тот самый момент, когда готовилась высадка английских войск, телеграфировал Ораби в Каир: «Англичане никогда не войдут в канал, никогда. Не делайте и вы никакой попытки проникнуть в зону канала. Я нахожусь здесь. Ни один английский солдат не высадится»[47].

Ораби ответил ему не без иронии: «Благодарю… Уверения утешительные, но недостаточные в сложившихся обстоятельствах. Обстоятельства требуют временного разрушения канала»[48]. Он хотел закрыть канал, затопить старые суда в его русле, как это сделал Насер во время агрессии 1956 г., но Ораби не успел. События 1882 г. убедительно показали роль канала для безопасности Египта. Англичане использовали канал для нанесения решающего удара по освободительному движению в стране.

…Египет стал ценным «приобретением» Британской империи. Хедив Тауфик был лишен даже видимости власти. Англичане отвели ему такую же роль, какую играли иные царьки в Черной Африке или махараджи в Индии. Они придавали некий «национальный оттенок» хозяйничанию колонизаторов в стране, а по существу были надсмотрщиками империи над ее новыми подданными. Теперь правил Египтом английский наместник, упоминавшийся уже выше Кромер, которого Жан и Симона Лакутюр называют «английским фараоном»[49] Египта — настолько неограниченна была его власть. Он правил страной почти 25 лет (с 1882 по 1906 г.). За это время он стал в глазах египтян воплощением британского колониализма, его иезуитской жестокости и стремления не только физически, но и духовно поработить народ. Именно ему принадлежит идея внедрить в сознание египтян чувство собственной неполноценности, мысль о том, что без англичан здесь начнется хаос и междоусобица и что только присутствие английских войск дает возможность их предотвратить. Весь этот «джентльменский набор» колониальной идеологии содержится в его многотомном «труде» «Современный Египет», который он написал, удалившись на покой.

Такая психология оказалась чуждой египетскому народу, но ее с большой охотой восприняли аристократическая верхушка, придворная камарилья и крупная буржуазия. Панический страх перед восставшим народом, проявившийся в первый раз в 1879–1882 гг., заставлял их видеть в английской оккупации благодеяние, свою надежную защиту. Так возник и продолжался почти до самого 1952 г. этот симбиоз английских оккупантов и феодальной знати.

К 80-м годам относится и организационное оформление международного статуса Суэцкого канала. В 1888 г. в Стамбуле Англия, Франция, Германия, Австро-Венгрия, Италия, Россия, Испания, Турция и Нидерланды подписали конвенцию о режиме канала. Он объявлялся свободным и открытым как во время войны, так и во время мира для любого торгового судна. Объявлялось также, что канал никогда не будет использован в интересах военной блокады. Однако последнее положение в условиях войн между империалистическими державами фактически никогда не соблюдалось. Великобритания игнорировала его всякий раз, когда это ей было нужно. Ведь для