Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Навыки Булата оказываются лучше, чем я считал, потому что он снова блокирует мой удар и бьет меня коленом в бедро. Наша борьба за оружие становится совершенно нескоординированной, мы упрямо пытаемся направить его в сторону друг друга и, как и в случае с Селимом, нож в какой-то момент просто находит свою цель и пронзает плоть, входя до самой рукоятки. Но на этот раз, это оказывается моя плоть.
Борьба прекращается.
Сначала шок от осознания, а потом и боль, заставляют меня перестать бороться. Нож вошел глубоко, кровь стремительно покидает мое тело и я знаю, что долго не протяну. Я уже видел свой конец минутами ранее, когда точно так же убил Селима. Меня пронзает леденящий страх, я перестаю адекватно осознавать действительность, чувствуя, как немеют конечности и стучит в ушах. Булат больше не удерживает мое тело, он вообще меня не касается, но я внезапно вижу перед собой лицо отца. Сначала мне кажется, что это какой-то гребаный бред, но я слышу его голос и он полон ярости.
– Кто это начал, я спрашиваю?! Кто убил…
И вдруг, все звуки словно отключают. Я больше не слышу его, мое сознание становится мутным и перед тем, как окончательно испустить дух, я в последний раз думаю об Азе, о том, что так и не увижу своего ребенка, вспоминая нежный голосок жены и мечтая, чтобы именно он был последним, что я услышу, раз уж смерть решила настигнуть меня именно сейчас.
* * *
Медленно приходя в сознание, я понимаю, что нахожусь в больнице. Слишком уж знакомое состояние затуманенного мозга из-за лекарств, да и открыв глаза, вижу штатив с капельницей, маячащий перед глазами. Выжил, значит. Невероятная удача, даже не верится.
– Он проснулся! – слышу взволнованный женский голос, но, прежде чем я успеваю распознать кому он принадлежит, меня снова утягивает сон.
В следующий раз я просыпаюсь с более ясной головой. Осматриваю комнату, понимая, что никакая это не больница, хотя соответствующие атрибуты присутствуют. Я нахожусь в среднего размера спальне с современной мебелью и плотно зашторенными окнами. В руке все еще торчит катетер, грудь перебинтована, но под простыней я голый. А еще, у меня адски болит эта ебучая рана, которую нанес мой собственный брат.
Черт, как же паршиво! Ощущение предательства намного хуже, чем физическая боль. Да, мы с братьями всю жизнь негласно соревновались, но, чтобы пойти друг против друга? Я никогда и представить не мог, что до такого может дойти. И понятно, что Булат мог затаить обиду из-за Азы, учитывая, как он слюнями чуть ли не истекает при виде моей жены, но, чтобы Селим? Просто не могу переварить это. И даже то, что он первым на меня напал, не может усмирить чувство потери, которое я испытываю, думая о том, что своими руками убил его. Далеко не первое мое убийство, но ни одно еще не было настолько личным.
– Тебе перестали давать обезболивающее, так что, самое время нам поговорить, пока ты в здравом уме, – раздается голос отца с порога комнаты и он заходит внутрь, прикрывая за собой дверь.
Я изучаю его взглядом, но не могу понять в каком он настроении, потому что папа выглядит осунувшимся и уставшим, однако, во взгляде нет и следа слабости или горя. Подойдя к кровати, он садится на стоящий рядом стул и пристально смотрит мне в глаза. Я твердо встречаю его взгляд, потому что не могу позволить ему думать, будто виню себя в произошедшем и вынужден оправдываться. Это далеко не так.
– Даже сейчас борзой, – усмехается отец. – Что ж, Джалал, рад, что ты не притворяешься, что раскаялся. Ты единственный мой сын, которого я уважал, как сильного лидера. Мой наследник, моя гордость. Но как бы я не хотел видеть тебя на своем месте когда-нибудь, я не могу закрыть глаза на то, что ты убил своего брата и пытался убить второго. Я люблю всех своих детей, Джалал, даже если со стороны кажется, что это не так. Ты бы понял меня, если бы успел сам стать родителем. Вчера я похоронил сына. Всю прошлую ночь я провел, утешая его мать и стараясь не показать своей слабости, потому что ей нужно было сильное плечо, чтобы пережить это. Ты – тот, кто заставил нас пережить это, Джалал! Никто и никогда не причинял мне такой боли, а я немало повидал за свою жизнь, и одна часть меня требует, чтобы я удавил тебя, подлый змееныш, но другая часть не позволяет, потому что ты все еще мой сын. Даже если я никогда больше тебя не увижу…
Я терпеливо жду, пока он закончит, хотя, учитывая какую версию ему преподнесли, мне хочется немедленно опровергнуть все его обвинения. И когда отец замолкает, я позволяю себе заговорить непослушным, пересохшим языком. Черт, все бы сейчас отдал за глоток воды!
– Селим напал на меня и я убил его в честной схватке. Пока Булат не пришел добить. Не знаю, что он тебе наплел, но я тот – кого предали. Не они.
– Не надо, Джалал, – устало поднимает руку папа, останавливая меня. – Даже не пытайся. У Булата кишка тонка, чтобы поднять нож на человека. Тем более на брата. Вы с Селимом всегда выполняли за него грязную работу, думаешь, я этого не знал? Проклятый неженка! Он теперь думает, что убил тебя. Его первое убийство! И этот идиот теперь мой наследник. Единственный! За это я никогда тебя не прощу, сынок. Ты испортил все, ради чего мы работали.
– Подумай логически, – вклиниваюсь в его речь. – Мне не было никакого смысла убивать их. Все знали, что я стану главным после тебя.
– Ты начал лажать и почувствовал неуверенность, – усмехается отец. – Не надо, Джалал, я не за этим