Через несколько минут дверь в комнату Грэма открылась, и он притворился спящим, не зная, отец это или нет.

— Грэм? Спишь?

— Нет, — прошептал он.

Ребекка вошла в комнату и вытерла глаза, скрывая следы нанесенной Кентом обиды. Присев на край кровати, она откинула с его лба прядь вьющихся волос. — Я просто хотела поздравить тебя с Новым годом. Раньше зайти не получилось — нужно было немного прибраться.

Глаза Грэма наполнились слезами, когда он увидел взгляд Ребекки — пустой и уставший. Раньше она по большей части улыбалась.

— В чем дело, Грэм? Что случилось?

— Пожалуйста, не надо… — прошептал он. Слезы покатились по его щекам, и он задрожал всем телом. Грэм изо всех сил старался вести себя как мужчина, но у него ничего не получалось. В душе он был все тем же маленьким мальчиком. Ребенком, страшащимся того, что произойдет, если отец не смягчится по отношению к Ребекке.

— Не надо чего, милый?

— Пожалуйста, не уходи, — сказал Грэм напряженным от страха голосом. Он сел в кровати и вложил свои руки в ладони Ребекки. — Пожалуйста, Ребекка, не уходи. Я знаю, он злой и заставляет тебя плакать, но я клянусь тебе, ты хорошая. Ты хорошая, а он негодяй. Он отталкивает людей, и я точно знаю, что это из-за него ты выглядишь такой печальной. Знаю, он говорит, что ты недостаточно хороша, но это не так. Ты чудесная, красивая, твое платье было замечательным, ужин был приготовлен идеально, и… пожалуйста, пожалуйста, не уходи от нас. Умоляю, не бросай меня.

Теперь он уже плакал навзрыд, сотрясаясь всем телом при мысли о том, что Ребекка соберет чемодан и уйдет от них навсегда. Грэм не мог себе представить, что станет с его жизнью, если она уйдет. Он даже боялся представить ту тьму, в которую погрузится его существование после ее ухода.

Живя только с отцом, Грэм был очень-очень одинок. Но с приходом в их дом Ребекки он вспомнил, каково это — снова быть любимым. И он не мог снова лишиться этого.

— Грэм. — Ребекка улыбнулась и попыталась вытереть с его лица слезы, хотя из ее глаз они тоже лились потоком. — С тобой все будет хорошо. Пожалуйста. Все в порядке. Успокойся.

— Я знаю, ты собираешься бросить меня. — Он всхлипнул и закрыл лицо руками. Вот какие они все… люди. Они уходят. — Он так груб с тобой. Он очень жесток с тобой, и ты уйдешь.

— Грэхем Майкл Рассел, прекрати немедленно! — приказала она, крепко сжимая его руки в своих. Прижав ладони Грэма к своим щекам, Ребекка кивнула. — Я здесь. Понимаешь? Я здесь, и никуда не уйду.

— Ты не собираешься уходить? — спросил Грэм, всхлипывая и задыхаясь.

Она покачала головой.

— Нет, я не уйду. Ты слишком все преувеличиваешь. Уже поздно, и тебе пора отдыхать. Договорились?

— Хорошо.

Ребекка уложила его обратно в постель и, укрыв одеялом, поцеловала в лоб. Когда же она встала, чтобы уйти, Грэм еще раз ее окликнул.

— И ты будешь здесь завтра?

— Конечно, дорогой.

— Обещаешь? — прошептал он все еще дрожащим голосом, но благодаря Ребекке к нему постепенно возвращались сила и уверенность.

— Обещаю.

Грэм

Мы с Люси вернулись к прежней размеренной жизни. По утрам она приходила со своим ковриком для йоги и медитировала на веранде, а если не была занята обслуживанием мероприятий, то приезжала в мой дом и вечером, чтобы побыть с Тэлон, пока я был занят работой над романом. Почти каждый день мы ужинали за одним столом, но единственной темой для разговора была простуда, атаковавшая меня и Тэлон.

— Вот, выпей, — сказала Люси, подавая мне кружку чая.

— Я не пью чай, — закашлялся я и прикрыл рот ладонью. Стол был завален скомканными салфетками и пустыми пузырьками от микстуры.

— Ты будешь пить его утром и вечером и через три дня почувствуешь себя на сто процентов лучше. Я не представляю, как ты вообще еще жив с таким жутким кашлем. Короче, пей, — приказала она.

Почувствовав идущий от чашки запах, я поморщился.

Люси рассмеялась.

— Корица, имбирь, свежий лимон, острый красный перец, сахар, черный перец и экстракт мяты. Плюс еще один ингредиент, о котором я рассказать не могу — он секретный.

— Запах, как в аду.

Она кивнула с легкой ухмылкой.

— Отличный напиток, персонально для дьявола.

Следующие три дня я пил ее чай. Ей приходилось вливать его в меня насильно, но на четвертый день кашель прекратился. Я был почти уверен в том, что Люси — ведьма, но, по крайней мере, после ее чая впервые за несколько недель в голове моей прояснилось.

В следующую субботу, накрыв на стол к ужину, я пошел за Люси, чтобы позвать поесть, и обнаружил ее на веранде за телефонным разговором. Вместо того чтобы прервать ее, я терпеливо ждал, позволяя жареному цыпленку остывать.

Время шло. Она говорила по телефону уже несколько часов, не выходя с веранды. При этом все время смотрела на льющийся с неба дождь. Ее губы шевелились, когда она что-то говорила собеседнику. Время от времени я проходил мимо, наблюдая, как она жестикулирует, выражая свои эмоции, и как слезы текут из ее глаз. Они лились так же сильно, как дождь за окном. Через некоторое время она завершила разговор и, сев на пол по-турецки, застывшим взглядом уставилась в окно.

Когда Тэлон задремала, я вышел на веранду, чтобы проверить, как там Люси.

— С тобой все в порядке? — спросил я, совершенно озадаченный: как может такой всегда жизнерадостный человек, как Люси, сейчас иметь такой мрачный вид. Казалось, ее взяла в плен серость дождевых туч.

— Сколько я тебе должна? — спросила она, оборачиваясь.

— Должна мне?

Она повернулась ко мне лицом и шмыгнула носом, даже не пытаясь вытереть текущие по щекам слезы.

— Ты готов был спорить, что нашим с Ричардом отношениям придет конец не позже, чем через месяц. Ты выиграл. Сколько я тебе проспорила?

— Люсиль… — начал я, но она покачала головой.

— Он… хм… он сказал, что Нью-Йорк — это идеальное место для художников. Он сказал, что это идеальное место для него. Что там он сможет профессионально расти. И что там у него появятся такие возможности, которых нет и никогда не будет на Среднем Западе. — Она снова шмыгнула носом и вытерла его рукавом. — Он сказал, что друг выделил ему диван в своей квартире, так что он останется там на какое-то время. А потом сказал, что отношения на расстоянии его не устраивают. И мое глупое сердце сжалось, думая, что он зовет меня туда… быть с ним. Я знаю, о чем ты думаешь. — Она нервно хихикнула, а потом пожала плечами и покачала головой. — Наивная дурочка Люсиль! Она верит в то, что одной любви достаточно. Надеется, что достойна быть для кого-то единственной на всю жизнь.