Борисовича, царицу Марию Григорьевну и царевну Ксению заточили на старом дворе Бориса Годунова в Кремле. Погребение царя Бориса в Архангельском соборе было вскрыто, а его прах брошен на скудельничьем кладбище Варсонофьевского монастыря, где хоронили бездомных, убогих, умерших неестественной смертью. Годунов посмертно был низвергнут и уподоблен наихудшим из христиан. Москва принесла присягу Лжедмитрию I.

10 июня в Москву прибыли доверенные лица самозванца боярин П. Ф. Басманов, боярин и князь В. В. Голицын, князь В. М. Рубец Мосальский, дворянин М. А. Молчанов и дьяк А. В. Шерефединов. Этой «команде» было поручено «очищение» Москвы от остатков прежнего режима перед вступлением в столицу нового государя. Они сослали из Москвы в Успенский Старицкий монастырь патриарха Иова. Официально было объявлено, что патриарх якобы оставил сан «за немощью». Затем Голицын и прочие пришли к месту заключения Годуновых для расправы (Басманов уклонился от участия в этом грязном деле). Царицу Марию Григорьевну убийцы сразу удавили, а юный царь Федор оказал им отчаянное сопротивление – «царевича же многие часы давиша, яко не по младости дал Бог ему мужество», пока наконец не одолели и его. Князь В. В. Голицын объявил народу, что царь и царица «от страстей» приняли яд. Царевну Ксению, неудачливую невесту иностранных принцев, убийцы пощадили. Ее ждала печальная участь наложницы самозванца, а затем – монашеская мантия.

Тела царицы Марии Григорьевны и Федора Годунова бросили в скудельницу при Варсонофьевском монастыре. Позднее, при Василии Шуйском, было совершено перезахоронение останков Бориса Годунова и его родных в Троице-Сергиевом монастыре, которому тот оказывал щедрое покровительство.

Современники жалели о царевиче Федоре Годунове. Он был невиновен в преступлениях, совершенных отцом, молод, красив, образован и погиб ужасной смертью.

В литературе распространено мнение о том, что царевич Федор Годунов был причастен к составлению одной из карт России начала XVII века, которая была опубликована в 1613 году голландским картографом Герритсом Гесселем с подписью «Карта России, изготовленная по рукописи, составленной при содействии Федора, сына Царя Бориса, и доведенная до рек Двины и Сухоны, насколько возможно было нами преумноженная по многим иным картам и известиям…».

Вдохновленные гением Пушкина, который ввел эту карту в одну из сцен «Бориса Годунова», некоторые авторы готовы видеть царевича Федора едва ли не руководителем картографических работ. Скорее всего, картографы посвятили царевичу свой труд, работая под его покровительством. «Карта Федора Годунова» с планом Москвы на врезке выполнена в традициях западноевропейской картографии, вероятно, западноевропейскими специалистами.

От смуты к гражданской войне

«Царь Дмитрий Иванович»

20 июня в Москву вступил «царь Дмитрий Иванович». Согласно описаниям русских современников, он обладал примечательной, но непривлекательной внешностью:

Возрастом (ростом. – С. Ш.) мал, груди имея широки, мышцы имея толсты. Лице ж свое имея не царского достояния, препросто обличие имяху (имел простое обличие. – С. Ш.) («Летописная книга»).

Другое описание дополняет:

Обличьем бел, волосом рус, нос широк, бородавка подле носа, уса и бороды не было, шея коротка.

Сохранившиеся прижизненные портреты Лжедмитрия I подтверждают эти описания.

«Новый летописец» сообщает, что многие москвичи опознали беглого инока по его специфической внешности и «плакали о своем согрешении». Сложно сказать, заслуживают ли доверия эти сведения, занесенные в летопись спустя годы после прошедших событий. Но даже если Отрепьев был узнан (или мог быть узнан), разоблачения он не боялся. Мало того, он сразу вступил в конфликт с населением столицы. Самозванца сопровождали польские и литовские роты, которые «сидяху и трубяху в трубы и бияху бубны» во время торжественного молебна на Красной площади. Полковая музыка не только была данью союзникам, которые привели Лжедмитрия к престолу, но радовала и самого самозванца, любителя иноземных новинок. О том, как к ней отнесутся москвичи, самозванец в тот момент явно не думал.

После встречи на Красной площади Лжедмитрий I отправился в Успенский собор на поклонение святыням, а затем – в Архангельский собор, где произнес патетическую речь над гробами Ивана Грозного и Федора Ивановича. Этот человек имел талант к публичным выступлениям.

Важнейшим событием стала встреча самозванца с мнимой матерью – Марией Федоровной Нагой, в иночестве Марфой. Ее доставили из Никольского монастыря на Выксе. Встреча произошла в селе Тайнинском, куда Лжедмитрий выехал навстречу Марфе. По свидетельству современников, они обнялись и плакали как мать с сыном. Что стояло за этой сценой и что творилось в душе царицы старицы – неизвестно. Не могли понять этого и современники.

Тово же убо не ведяше никто же, яко страха ли ради смертново, или для своего хотения назва себе его Гришку прямым сыном своим, царевичем Дмитрием, —

пишет автор «Нового летописца». Впрочем, ранее он же утверждает, что самозванец послал к Марфе с угрозами ее родича Семена Шапкина: «Не скажет, и быть ей убитой». В грамотах, которые рассылались после низложения и убийства Лжедмитрия I, царица старица Марфа оправдывалась ни много ни мало своей «бедностью» и «злым запрещением» самозванца.

Источники дают основания для самых разных интерпретаций, но мы никогда доподлинно не узнаем, что скрывалось за «родственной» встречей в Тайнинском – слепая вера в чудо или циничный расчет.

Бывшую царицу поселили в Вознесенском монастыре, куда к ней впоследствии не раз приезжал самозванец. Лжедмитрий продолжал изображать почтительного сына, а царица старица Марфа – любящую мать. Родичи царицы Нагие были возвращены из ссылки и получили богатые пожалования. Возвратились в Москву уцелевшие остатки романовского родственного кружка – боярин И. Н. Романов и его племянник князь И. Б. Черкасский, Филарет Романов из монахов был возведен в сан митрополита Ростовского. Скорее всего, в столицу приехали и его дети – дочь Татьяна и сын Михаил, будущий царь. Реабилитировали даже мертвых: по грамоте «царя Дмитрия Ивановича», тела умерших в ссылке братьев Никитичей перевезли для погребения в родовой усыпальнице Романовых – Новоспасском монастыре. Устроением семейной усыпальницы занялся боярин Иван Никитич.

В отношениях с Боярской думой самозванец сразу проявил жесткость, стремясь показать, кто хозяин в «царствующем граде». Вскоре после вступления Лжедмитрия в Москву были обвинены в подготовке мятежа знатнейший из бояр князь Василий Иванович Шуйский и его братья. Есть сведения, что инициаторами розыска были выходцы из опричной среды П. Ф. Басманов и Б. Я. Бельский. В деле оказались замешаны прославленный зодчий Федор Конь и какой-то Костя Лекарь, с которыми князь вел разговоры о самозванстве нового царя, а также дворянин Петр Тургенев, купец Федор Калачник