Он еще помалкивал о том, что уже теперь точно во всем мире по крохам соберут полную информацию не только о нем, но и о его семье. А в таком случае истинный брат Евгений, проживающий тихонько в Италии, может и засветиться. Тогда подставной родственник, именем которого прикрывается сейчас Найденыш, недолго погуляет на свободе. Какой бы бардак или разгильдяйство ни царили в России, определенные специальные службы посматривали за любой деятельностью в сфере паранормальных явлений более чем пристально. И так они глаз не спускали как с самого Чернова, так и с его института, а сейчас, когда во всем мире такое творится!.. Вполне возможно, что уже сейчас Найденыш либо скрывается, либо уже схвачен. Если он зазевался и плохо следил за последними новостями, то мог пропустить тот момент, когда бы следовало наглухо «залечь на дно». Такой вариант братьями разрабатывался на экстренные случаи, так что прятаться было где. Как и заранее были приготовлены некоторые документы. Но вот как оно получится в данном конкретном случае?

Правда, и со ссылкой в данный момент на обычные фотографии какого-то НЛО Чернов кривил душой. Куда он ехал и зачем, он узнал еще во время приглашения от главы всеамериканского научного общества, знаменитого ученого Вилли Ласка. Другой вопрос, что любой знающий человек в Москве ведал только о фотографиях. И если раньше была неплохая уверенность, что американцы в любом случае постараются все оставить в секрете за семью печатями, то теперь, при таком громком разглашении тайны, дома обязательно будут неприятности. И если здесь представители контрразведки допрашивали Чернова только четыре часа, то в России хорошо если обойдется четырьмя сутками.

Вот потому академик и кручинился. Вот потому и не слишком радовался предстоящему награждению. Но если госпожа Монро откровенно недоумевала по этому поводу, то Чарли, частенько слышавший от родителей о том, что творилось в Советском Союзе, от души сочувствовал коллеге и попытался отвлечь его от неприятных мыслей разговором на другую тему.

– Сергей, чего ты так сокрушаешься? – (После выпитой во время обеда бутылки коньяка оба уже перешли на «ты».) – Поверь моему уникальному умению все анализировать. Сейчас мир уже не тот, и бояться тебе нечего. В любом случае имя твое гремит так, что тебя даже на час не смогут где-нибудь задержать для допроса. И советую тебе делать как я после моих громких дел. На все выкрики и вопросы придурков из желтой прессы обо мне я степенно отвечаю: «Читайте газеты, господа, и правительственные коммюнике». Ха! Ты бы видел, как они от этого бесятся! Прямо желчью исходят, только подтверждая свою правильную классификацию.

– Если бы это помогло.

– Проверено. Поможет! И побольше давай обещаний устроить пресс-конференцию в самое ближайшее время. Это очень сильно сбивает с толку любых недругов и держит их в напряжении. А сейчас предлагаю, раз у нас еще есть некоторое время до ужина, расспросить у мадемуазель про два весьма нас интересующих фактора. Вернее, разобраться в вашей жизни, уважаемая Лилия.

– В каком смысле – разобраться? – насторожилась Колобок.

Прежде чем ответить, Бокед допил последний глоток кофе из своей чашечки, жеманно отставил ее в сторону и только после положительного кивка от заметно заинтересовавшегося Чернова принялся объяснять:

– Мы тут во время нашей последней дружеской беседы попытались коснуться одной весьма деликатной темы. И, пользуясь уже проверенной нами схемой вопросов и правильных ответов, стали выяснять: есть ли какая-нибудь причина, которая так кардинально повлияла на ваш… еще раз прошу прощения, Лилия, тема, повторюсь, очень деликатная… на ваш внешний вид.

В тот же момент стало хорошо заметно, как женщина стала краснеть.

– Мой внешний вид?

Казалось, она сейчас либо закатит истерику, либо устроит жуткий скандал. Но невозмутимость и полное спокойствие англичанина действовали как ледяная вода на перебравшего алкоголя пьяницу:

– Вы ученый человек. И вы должны понимать – с вами что-то не так. К тому же Сергей рьяно настаивает: судя по вашему голосу, вы просто обязаны быть красивой женщиной. А этого не произошло. Значит, следует отыскать причину сбоя.

– Искали. Много раз! – Несмотря на пунцовость щек, Монро задышала более равномерно. – В том числе меня осматривали и великие медицинские светила. Но ничего конкретного, что можно было бы излечить, не отыскали. Так что зря стараетесь. Ничего у вас с выяснением причины моих болезней не получится.

– А мы и не искали причины! – ошарашил женщину Бокед. – Мы всего лишь попытались отыскать тот период жизни, когда у вас что-то произошло. Тот самый момент, когда вы или заболели, или получили травму.

Колобок после этих слов стала уже весьма опасно бледнеть. Видно было, насколько ей тяжело говорить и с каким трудом она сдерживается, чтобы не взглянуть в сторону Сергея Николаевича.

– Период? А разве такое можно определить?

– Может, и нельзя. Но мы попробовали. И определили нашими методами с точностью до одного месяца. Хотите знать?

Лилия совершенно не верила в то, что такое возможно. Вернее, что это принесет хоть какую-то пользу. Тем более, что по сути ей никто и не обещал отыскать причину болезни, а уж тем более дать нежданное лекарство от сковавших тело болячек и страшного нарушения обмена веществ. Но как она хотела! Как она желала хотя бы узнать тот самый пресловутый период!

Поэтому паузы перед ответом почти не последовало.

– Конечно хочу!

– Тогда слушайте и не удивляйтесь. А потом сразу постарайтесь сильно-сильно сосредоточиться, закрыть глаза и припомнить, что именно с вами произошло или случилось в возрасте… – Чарли сделал тонко выверенную паузу и только потом произнес: – В возрасте шести лет и четырех месяцев от роду?

Но после озвучивания этого вопроса прошло минут пять, прежде чем бледная Лилия открыла глаза и смогла ответить:

– Не помню, ничего не помню.

Вашингтон. Июнь, 2012

На ужине, чтобы стимулировать воспоминания Монро о своем детстве, оба товарища по команде довольно подробно рассказали о себе да и о своих первых, самых ярких воспоминаниях в жизни. Получилось довольно интересно и живо. Хотя нет-нет, а у женщины глаза и стекленели, словно она вываливалась из действительности. Настолько она настойчиво пыталась вспомнить начало седьмого года своей жизни.

Она даже оправдывалась перед коллегами:

– Мне в самом деле жутко интересно. И вот чувствую: есть там нечто важное, есть! Но вот никак анализу не поддается.

Но что Бокед, смягчая улыбкой свой напускной апломб, заявил:

– Ваше задание, милочка, не анализировать, а вспоминать! Все подряд из того, что помните. А уж разобраться, что там важное, а что нет, – это уже наша прерогатива.

– Ну не буду же я вам описывать, как играла в куклы, укладывала спать их в кроватки, потом в домики или как играла со своими соседками в саду?