не «Каскад»… А сам так и продолжал называть нас – «каскадёры»…

Даже когда мы были в первый раз в кабинете в Управлении МГБ у Мохаммада Нура, Борис представил нас как «каскадёров», а афганский подполковник тогда сказал:

– Это хорошо, что «Каскад» опять приехал в Афганистан. Ваши умения проводить операции и навыки по сбору информации сейчас нам особенно нужны…

– Да нет! Рафик Нур, – стал его переубеждать Инчаков, – мы не из «Каскада», мы здесь просто в командировке, вот товарищу Борису в подготовке батальонов помочь…

– Нам сегодня офицеры «Каскада» очень нужны, – как будто бы и не слыша возражений, продолжал молодой начальник. – Если «Каскад» опять приедет в Афганистан, дела пойдут ещё лучше.

На самом деле спецгруппа «Каскад» за время своей командировки в Афганистан стала уж очень «популярной» у душманов, и охота бандитов за любым офицером из «Каскада» превратилась уже в навязчивую идею. Говорят, что голова любого «каскадёра» оценивалась чуть ли не в миллион долларов. Понимая это, руководство КГБ переименовало уже пятую спецгруппу офицеров спецназовцев в «Омегу», а затем, ради конспирации, и вообще отказалось от громких названий. Только понимающее и равнодушное к «шелухе славы» руководство смогло это прочувствовать и поступить так мудро… Борис, естественно, не зная этих тонкостей, всё же продолжал называть нас по-старому.

Дом начальника управления обжит был ещё не очень. Нехитрая мебель, ковры на полу и совсем небогатое угощение на столе. Подполковник был назначен на эту должность всего полтора года назад, а до этого долго учился в Ташкенте: причём сначала на строителя, а потом, как он выразился: «…нежданно для меня самого – на офицера безопасности». Он неплохо говорил на русском языке и, как неожиданно оказалось для нас, ещё и матерился на русском, как какой-то сапожник, при этом радостно смеялся, считая, что чем-то нас порадовал. От таких его слов я и Боря, переглядываясь и чувствуя себя неловко, всё же ржали, как над самыми смешными анекдотами, а Юра, проявив мудрость и не стесняясь, вдруг сказал ему:

– У нас – чем выше руководитель, тем меньше употребляет таких слов. У нас считается, что большие начальники не имеют права так выражаться. Это словарь солдат и сержантов…

– Да нет, у вас и генералы так говорят, – ответил Мохаммад Нур, – я с ними часто общаюсь… Я даже учусь у них…

Мы тогда по этому поводу дальше спорить не стали, но при следующих встречах заметили, что речь подполковника изменилась. По крайней мере, при нас он уже так не ругался, хотя эти слова всё равно иногда проскакивали. Я думаю, он хотел быть хорошим начальником…

Подали зелёный чай, и Мохаммад Нур, прижимая правую ладонь к сердцу, сам налил по пиалам совсем немножко, буквально по несколько капель, ароматного напитка:

– Вы – гости в моём доме, и это для меня большая честь. У нас говорят: те, кто преломили вместе лепёшку, те уже не могут враждовать друг с другом[61]. Я рад, что это будет так, и спасибо товарищу Борису, что вы пришли вместе…

– Товарищ полковник, – Боря, как только услышал своё имя, начал нахваливать Мамадура, – начальником управления работает чуть больше года, но это настоящий боевой офицер. Бандиты его боятся, и он на территории навёл порядок. Теперь вокруг Айбака «непримиримых» нет. Мы решили ещё формировать оперативные батальоны…

Боря специально повысил Мохаммада Нура в звании и как бы обращался к нам, но слова, конечно, звучали для хозяина, который с удовольствием слушал эту речь и ухмылялся в красивые чёрные усы.

– Если бы не товарищ полковник, в провинции не было бы нормальных подразделений МГБ, слабая афганская армия почти неуправляема. Очень большое количество дезертиров, а в наших батальонах их нет. Его офицеры, под контролем товарища Нура, отбирают специально доверенных и грамотных людей в эти батальоны…

– Да-да – вставил Мохаммад Нур реплику. – Но их надо хорошо обучить. Рафик Борис с этим хорошо справляется. Он мне показывал планы, которые наметил по обучению… А если вы поможете и будете тоже проводить занятия – мы будем очень благодарны…

– Конечно поможем, товарищ полковник, – заговорил я, подражая Боре и тоже повысив Мохаммада в звании. – Вы правы, что для такого подразделения, как ваше, очень нужны базовые знания, для этого надо недели, недели и месяцы, а затем тактические тренировки много-много раз. Только тогда можно считать, что бойцы стали умелыми солдатами и на них можно положиться.

– А в общей стратегии, – заговорил Инчаков, пытаясь оседлать своего любимого конька, – очень важны разведка и тщательность планирования… Но не подумайте, что мы вас поучаем, рафик Нур! Мы это говорим вам как руководителю, который лучше и умнее других… Вы не имеете права ошибаться. Нас учили, что самые важные фазы любой операции – это планирование и подготовка. В момент самой операции уже почти ничего изменить нельзя. Только знания и умения бойцов и постоянные тренировки могут быть залогом успеха…

– А здесь ещё и желание солдат воевать, – заметил Мохаммад Нур.

– Это да! – сказал Боря. – У многих здесь энтузиазма победить врага не видно.

– Ну, это другая проблема, – задумываясь, сказал начальник Управления, – не все люди в нашей стране верят шурави[62].

И вдруг Боря выдал фразу.

– В обязанность солдата входит: убить врага! Конечно, он имел в виду то, что солдат должен подчиняться и уметь воевать, но получилось жёстко:

В ответ подполковник, саркастически улыбаясь и поняв эти слова по-своему, лишь сказал:

– Не все наши люди знают сегодня, кто враг… К моему сожалению, у многих наших просто враг и враг веры – это одно и то же… И именно это является для нас самой большой проблемой!

Мы переглянулись с Юрой и Борей. Как раз несколько вечеров назад об этом, или почти об этом, мы втроём долго-долго разговаривали, так и не придя к общему знаменателю. Мохаммад был прав, но поддерживать его в этой идеологически непростой фразе пока никто из нас не решился. Поэтому пропустили его слова как бы мимо ушей, лишь промычав что-то вроде:

– Да, ислам здесь – это мировоззрение большинства…

Спас ситуацию, как всегда, Инчаков. Он перевёл разговор в другое русло, спросив:

– Мохаммад, а вы верите в Аллаха?

– Вы хотите честно?

– Да…

– Да, верю. И чем я больше воюю, тем больше я верю во Всевышнего, – сказал хозяин и задумался, а затем откровенно заговорил, как будто бы окончательно доверившись нам…

– Когда я жил в Ташкенте и учился там, я всё дальше и больше отдалялся от веры. Большой город у вас – город атеистов, там даже молиться было неудобно. У вас там на молящегося человека