Опыт обращения изменил у них отношение к самим себе, но, вероятно, не так, как это могут представлять неверующие. Они с новой силой принялись исследовать себя и потому могли лучше понять, насколько далеки от идеала совершенства, к которому призывает вера. Можно было бы подумать, что пропасть между реальными поступками и идеалом только увеличится, и это усилит муки отчаяния, терзавшие их до обращения, но происходит обратное. По словам студентов, у них появились духовные ресурсы, которые давали силу, возрождали надежду и питали более открытое, более терпимое, более доброе отношение к другим. Они часто говорили, что богословские концепции искупления и прощения помогают им меньше ненавидеть себя.

Фрейд не верил в возможность обрести счастье в своей жизни. Он считал, что оптимисты неразумны и вступили «в конфликт с истиной». Всю жизнь Фрейд страдал от «приступов депрессии», а незадолго до смерти говорил: «Что хорошего в долгой жизни, если та безрадостна и трудна, если невзгод в ней так много, что в смерти нам видится избавление?»[265]. До обращения Льюис думал примерно так же, но затем обрел совершенно новое счастье в отношениях с Творцом: «Как это верно: видящий обретает невообразимые радость и счастье, а мир своим притупленным зрением видит только разрушение и смерть»[266]. А в «Предисловии к “Потерянному раю”» Льюис приводит такие слова Аддисона: «Та великая истина, что царствует у Мильтона – самая универсальная и ценнейшая; послушание воле Бога делает человека счастливым, а непослушание – несчастным».

Глядя на жизнь Фрейда и жизнь Льюиса до и после обращения, нельзя не заметить, что мировоззрение оказывает огромное влияние на способность переживать счастье. Льюис прямо связывал свой мрачный пессимизм с атеизмом. После обращения пессимизм, подавленность и отчаяние сменились радостью, свободой от погони за славой и появлением множества счастливых знакомств.

И Фрейд, и Льюис много писали о сексуальности. Наблюдая за поведением людей, говорил Фрейд, можно понять, что их единственная цель в жизни – счастье, а «сексуальная (генитальная) любовь – прототип счастья любого рода». Льюис возражал. Он считал, что есть другие, более надежные источники счастья. Утоление сексуального желания, как и голода – лишь одно из многих удовольствий, дарованных Богом. По его мнению, Фрейд слишком много думал о сексе. Оба понимали, что сексуальность человека может давать глубокое удовольствие и выражать самые нежные и тонкие чувства, но также может рождать боль и смерть. Мы постоянно читаем в газетах о растлении детей, об изнасилованных и убитых женщинах и о смерти от венерических заболеваний.

Фрейд и Льюис размышляли и о других смежных вопросах. Не подавляет ли традиционная мораль наши нормальные и естественные желания? Или усиливает удовольствие? Как связана сексуальность с такими сложными явлениями жизни, как «счастье» и «любовь»? Чем больше мы узнаём о физиологии, биохимии, социологии и психологии сексуальности, тем больше нас всех и влечет, и сбивает с толку этот мощный, всеобъемлющий и загадочный инстинкт. И на эти вопросы проливают свет не только тексты Фрейда и Льюиса, но и их поведение в сексуальной жизни.

* * *

В своей последней работе «Основные принципы психоанализа», написанной в последний год жизни и отражавшей наиболее полное развитие его теорий, Фрейд резюмирует свое понимание сексуальности:

«1. Сексуальная жизнь начинается не в период полового созревания, но в полной мере проявляет себя вскоре после рождения.

2. Необходимо четко разделять концепции “сексуального” и “генитального”. Первая гораздо шире и включает в себя проявления, никак не связанные с половыми органами.

3. Сексуальная жизнь включает в себя функцию получения удовольствия от различных зон тела – со временем эта функция начинает служить цели размножения»[267].

«По расхожим представлениям, – добавляет Фрейд, – суть сексуальной жизни есть стремление войти в половой контакт с представителем противоположного пола». Его исследования «противоречили этому представлению», а потому «вызывали недоумение и отвержение».

В книге «Автобиографическое исследование» Фрейд четко описывает развитие своих теорий. Он называет «сексуальным» практически любое взаимодействие между людьми, которое несет удовольствие, в том числе любовь и чувство близости: «Прежде всего, сексуальность не стоит так тесно связывать с половыми органами, ее стоит рассматривать как всеобъемлющую телесную функцию, которая направлена на получение удовольствия и только во вторую очередь обслуживает задачи размножения, а сексуальные импульсы при таком широком понимании включают в себя все те импульсы привязанности и дружбы, которые обычно называют крайне туманным словом “любовь”»[268].

Неспособность понять столь широкую трактовку сексуальности и сегодня вызывает сильное противодействие, порождает глубоко неверные толкования и в конечном итоге ведет к отвержению теорий Фрейда. Может, если бы Фрейд выбрал для описания этого широкого спектра функций не столь эмоционально взрывоопасный термин, как «сексуальное», он бы избавил и себя, и психоаналитическое движение в целом от ненужных конфликтов и напряженности. Теориям Фрейда противились даже коллеги, ибо он называл «сексуальными» многие явления жизни маленького ребенка: от сосания материнской груди до нежного отношения четырехлетней девочки к отцу. Но чем сильнее люди реагировали на слово «сексуальное», тем сильнее он настаивал на использовании этого термина. «Кто видит в “сексуальном” нечто оскорбительное или унизительное для человеческой природы, вправе использовать более мягкие выражения “эрос” и “эротическое”». И он ностальгически добавляет: «Я мог бы изначально сделать это и сам, что избавило бы меня от многих нападок»[269].

Почему же Фрейд так настойчиво отстаивал этот термин, не слушая ничьих советов? Когда Карл Юнг умолял его пересмотреть терминологию, Фрейд ответил, что лучше бросить людям вызов. «Мы не избегнем сопротивления, так почему не озадачить их сразу? Думаю, нападение – лучшая мера защиты»[270].

Первый принцип Фрейда гласил: сексуальность начинается с рождения, а не с пубертатного периода, как думали в то время. Однажды он сказал: «Похоже, моя судьба – открывать только очевидное: что у детей есть сексуальные чувства, о чем известно любой няне, и что сновидения в той же мере направлены на выполнение желаний, как и мечты»[271]. Если няни и на самом деле что-то понимали в сексуальных чувствах ребенка, для тогдашних медиков эта идея была невообразимой. Они были возмущены и презрительно отворачивались от Фрейда, пытавшегося открыть им этот секрет.