– В любом случае статья не появится раньше чем через полгода.

– Если статья вообще появится, – сказала Беатрис так вкрадчиво, что все застыли, а Никола шагнул к дверям, и даже Тони, обычно совершенно нечувствительная к общей атмосфере, поставила стакан на стол.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

Но Беатрис уже подошла к окаменевшему Эдуару, взяла его под руку и увела из комнаты.

– Нам нужно поговорить, – сказала она, обернувшись на пороге, – нам с мсье Малиграсом нужно серьезно поговорить.

Только Беатрис умела так эффектно уйти со сцены, обеспечив себе успех и в зрительном зале, и в жизни.

Снаружи была почти ночь, почти мороз, и небо над двориком гостиницы было густо-синим. Беатрис повернулась к Эдуару, взяла его за лацканы пиджака и посмотрела ему в лицо. Эдуар понял, что она все знает. Масштаб катастрофы, ее неожиданность раздавили его. Он смотрел на Беатрис, бессильно опустив руки, слышал, как кровь стучит у него в висках. Такой ужас он испытывал только раз в своей жизни, когда директор колледжа застал его в часовне с сигарой. Вместе с тем он заметил, что нижняя губа Беатрис немного припухла, и невольно подумал, кто бы мог ее укусить.

– Значит, ты мне врешь, – сказал голос Беатрис за много километров от него.

Он не ответил, и она легонько встряхнула его. Тогда он покорно кивнул головой. И тут же стал думать, воспользуется ли Беатрис этим предлогом, чтобы оставить его?..

– Да, – сказал он, – я тебе врал. И что теперь?

Она прижалась к нему, обвила его шею руками и уткнулась в плечо, впервые выражая покорность, женскую покорность.

– Господи! – сказала она почти шепотом. – Господи! Какое счастье! Значит, у тебя есть воображение…

И, подняв голову, страстно поцеловала Эдуара; совершенно ошеломленный, пошатываясь от счастья, он подумал, что никогда, никогда в жизни не привыкнет к ней, а значит, никогда, никогда в жизни не разлюбит ее.

– Ты не представляешь себе, – говорил голос Беатрис, заглушенный пиджаком, – каково это жить с человеком без тени воображения. Я бы предпочла жить с прохвостом, даже с сутенером. Эти меряют все деньгами, а человек без фантазии – скукой. Он живет за счет твоего горения и днем и ночью и смертельно злится, если ты не украсишь его бесцветную жизнь. Но в тебе, мой дорогой, – добавила она, поднимая голову и целуя его в шею почти с почтением, – в тебе нет ничего от сутенера.

Беатрис рассмеялась. Эдуар сцепил руки у нее за спиной и посмотрел вверх, в темно-синее небо, которое только что было полно драматизма, а теперь дышало деревенским безмятежным покоем. И тоже засмеялся, подумав, что она впервые от всего сердца восхищается им и для этого ему пришлось ее обмануть.

На следующий день ему была предоставлена возможность позабыть о всех своих угрызениях. Беатрис находилась в прекрасном настроении, в опасно прекрасном настроении, и в семь часов, после конца съемок, дала себе волю. Рабочие складывали аппаратуру во дворе фермы, Рауль, ее партнер Сирил, Никола, Бэзил и Эдуар сидели на каменных ступеньках крыльца и пили белое вино. Беатрис, подмигнув и улыбнувшись Бэзилу, успокоила его, хотя тот никак не мог простить себе своего давешнего предательства (у Эдуара не было времени поставить его в известность о последствиях данного поступка).

– Знаешь, Тони, – весело сказала Беатрис, – Эдуар решился-таки прочесть мне первые страницы статьи. Очень недурно, очень, очень недурно…

Никола и Бэзил удивленно переглянулись.

– …Но, – продолжала Беатрис, – мне кажется, что статье недостает романтичности. Американцы обожают идиллии, не так ли? Идиллии съемочных площадок в первую очередь. Думаю, Бэзил должен сделать несколько фотографий, где мы с Сирилом нежно обнимаемся.

– Странная идея… – пробормотал Сирил.

Он разрывался между желанием развеять репутацию «голубого», которая в какой-то степени ему сопутствовала, и боязнью гнева своей жены; черноволосая Марго, как все жены педерастов, столь же бешено, сколь и безосновательно, ревновала его ко всем женщинам.

– Ну же, Сирил, – подтолкнула его Беатрис, – Марго здесь нет, ты ничем не рискуешь.

Она уселась с ним рядом и приняла сладострастную позу. Бэзил, усмехаясь, сфотографировал их, а Эдуар, в полном бессилии, связанный собственной ложью, должен был терпеть. Но все-таки он пробурчал, что все это смешно, что в его статье не будет никаких сплетен, статья очень серьезная, по существу фильма.

– Да ведь я читала твою статью, да или нет? – сказала Беатрис. – В ней не хватает изюминки!

– Американцы и правда обожают такие штуки, – вступил в разговор Рауль. – Признаюсь, что и мне хотелось бы прочитать ваши пару страниц, Эдуар!

– Посмотрим… – пробормотал Сирил, пытаясь освободиться от Беатрис, крепко обнимавшей его за шею, – посмотрим, что я буду объяснять жене, когда эта статья появится?..

– Скажете, что это сплошная комедия, – сказал Рауль, – рекламный трюк.

– Она и так меня все время подозревает, – жалобно сказал Сирил.

Рауль, Никола и Тони переглянулись насмешливо и злорадно.

– Ну ладно, – сказала Беатрис, вставая и отстраняясь от Сирила. – Звезда этого фильма – я, так почему бы тебе не попозировать со мной, Эдуар? В качестве воздыхателя, например? Бэзил, приготовьте ваш аппарат.

Она взяла Эдуара под руку и с томным видом положила голову ему на плечо. Тони растроганно посмотрела на нее.

– Прекрасная идея, – одобрила она, вспомнив о том, что она импресарио, – прекрасная для вас обоих: молодой преуспевающий автор и звезда экрана. Очень романтично. И к тому же, – добавила она с добродетельным видом, – ведь это правда.

Бэзил, улыбающийся и невозмутимый, сфотографировал Беатрис и Эдуара, а Никола с трудом удерживался от смеха. «Только Беатрис, только она одна способна заставить одного любовника фотографировать ее, изнемогающую от страсти в объятиях другого!» – думал он.

– Нет, это неловко, – запротестовал Эдуар шепотом, – неловко и диковато.

– А что тут неловкого, Эдуар? – громко воскликнула Беатрис, оглядывая всех. – Ты что, стыдишься меня? Стыдишься наших отношений, дорогой? – И она звонко чмокнула его в щеку. – Да ведь эти снимки все равно никуда не пойдут… что мне и нравится…

– А мне нет, – так же шепотом сказал Эдуар. – Ты впервые в открытую показываешь свои чувства ко мне, и надо же – всего-навсего для выдуманной статьи! Бэзил, должно быть, принимает меня бог знает за кого…

Она засмеялась, этот ее смех Эдуар ненавидел.

– Вот именно, – сказала она, – он, конечно, принимает тебя бог знает за кого… Довольно, Бэзил, – крикнула она. – Ах нет, подождите, я бы хотела снять вас двоих: Эдуара и вас. Такие снимки любят в газетах – фото киногруппы!

Смущенные, злые, считая, каждый по своим причинам, что это затея дурного вкуса, они уселись в метре друг от друга, словно изображали каминную подставку для дров, Беатрис навела на них фотоаппарат.