Он мило хохотнул и опять занялся едой.

— Ничего страшного, — успокоил его лорд Гален, — если пить понемножку, это не такой уж большой грех, вполне безобидное удовольствие.

Катрфаж то молчал, то становился чересчур разговорчивым, то краснел, то бледнел; Феликс слишком хорошо знал его, чтобы не понять в чем дело. Эти перепады настроения означали, что Катрфаж опять начал баловаться абсентом. В какой-то момент он вытащил из жилетного кармана маленький маятник и, протянув руку к бокалу, стал смотреть, как он раскачивается над вином. Остальные же с интересом смотрели на Катрфажа, словно ждали какого-то фокуса. Увы, их ожидания были напрасны. Понаблюдав пару минут за мечущимся шариком, Катрфаж убрал волшебный инструмент и осушил бокал, после чего громко рыгнул. Все снисходительно улыбнулись, однако Катрфаж на этом не успокоился и, обведя всех присутствующих налитыми кровью глазами, знаком велел Максу налить ему еще. Макс подчинился, но сначала с тревогой покосился на босса.

В это время лорд Гален был занят беседой, и сей маленький казус не привлек его внимания. Он обсуждал с высоким гостем прелести жизни в Германии и предстоящее приятное путешествие, которым они будут очень скоро наслаждаться.

— Приятное и, надеюсь, выгодное, — добавил он. — Братья Круппы приедут на собственном поезде в Австрию, и мы непременно подружимся, ну да, очень подружимся.

Старик до того расчувствовался, что на глаза его навернулись слезы. Это будет очень важная встреча, уверял он принца. Нубийцы получат, что хотят, задешево, потому что насчет них у него есть определенные планы. Феликс повернулся к Блэнфорду:

— Похоже, он не знает, что там сейчас творится, — прошептал он.

Катрфаж верит своему маятнику, тогда как Феликс полагается на прогнозы биржевых таблиц «Файнэншл Тайме». Зловещие перемены в Германии уже давно не давали ему покоя; кстати, даже умники из Министерства иностранных дел выказывали через свои дипломатические каналы озабоченность сложившейся ситуацией, а Гален с умилением обсуждает финансовые спекуляции и деловые интересы всех регионов мира, как будто в Германии тишь да гладь и для иностранцев самое время вкладывать капиталы в ее экономику.

При иных обстоятельствах Феликс предпочел бы промолчать, однако на сей раз любопытство взяло верх, и он не выдержал:

— Лично мне очень не нравится то, что там происходит. Удивительно, как вас это не пугает.

— Что это? — негодующе переспросил лорд Гален.

Феликс не упустил возможности коротко, но точно обрисовать состояние дел в Германии, а также возможные последствия. Лорд Гален слушал его со снисходительной усмешкой, однако очень внимательно; слушая, он катал из хлеба шарики и бросал их в рот. Он вежливо молчал, дав племяннику выговориться, и, похоже, его совершенно не смущали кивки и одобрительные реплики старины принца, который, видимо, не хуже Феликса знал об опасных тенденциях у немцев, только более философски к этому относился. Втайне принц был рад, что Феликс вмешался, ибо сам он не решился бы возражать лорду Галену, зато теперь он мог прояснить для себя множество деталей, пока еще не слишком понятных. Приглядываясь к лицам гостей, принц старался понять, не блефует ли лорд Гален, сохраняя потрясающую невозмутимость, не играет ли он с ним, говоря фигурально, в покер? Только на кону не сотня фунтов, а крупные инвестиции…

Как ни странно, Ливия как будто была на стороне Феликса, она то и дело кивала, соглашаясь с его опасениями. В конце концов, речь зашла об отношении немцев к евреям, и тут лорд Гален решил, что с него достаточно. Он поднял руку, добродушно, но решительно останавливая племянника.

— Все, что ты говоришь, действительно настораживает, но уверяю тебя, Феликс, мне известно и другое. Причем, учти, я был там и видел все собственными глазами. Когда газеты только-только начали трезвонить о немецком антисемитизме, я обратил на это внимание и даже немного испугался. Как представитель Манчестера, я не мог проигнорировать такое отношение… к ним. — По какой-то причине он не любил слово «еврей» и старался не произносить его — возможно, из-за ассоциаций со школой? Он предпочитал использовать уклончивое выражение «представитель Манчестера», это звучало почти как «выпускник Оксфорда». — Как представитель Манчестера, — повторил он тише, но более напористо, — я не мог проигнорировать это. Меня это затрагивало и как человека, и как финансиста. И что я сделал? Решил сам проверить, отправился туда, лично проанализировал положение в стране и претензии оппозиции к правительству. Итак, если бы у меня возникли хоть малейшие сомнения, разве я стал бы вызывать вас из Египта? Проделать такой путь, а? Из самого Египта, а? Так мучить старого друга?

Наступила долгая пауза, во время которой лорд Гален и принц безмятежно улыбались друг другу. Но Феликс покачал головой, а Ливия посмотрела на Галена с откровенным любопытством: действительно ли он ни в чем не разобрался, или прикидывается, пытаясь обмануть принца?

На самом деле лорд Гален обманывал только себя.

— Я добился встречи с лидером национал-социалистов. Личной. Мы провели с ним выходные, обсудили его планы, он поделился своими мечтами, сказал, что его огорчает…

Гален с победным видом оглядел всех и выдержал эффектную паузу. Потом продолжал, понизив голос:

— Усомниться в заверениях такого человека невозможно; его искренность абсолютно убедительна. И потом, он ведь не юнец с горячей головой, а взрослый мужчина, всю войну прошел в звании простого сержанта. Он говорит о том, что видел собственными глазами, почувствовал на собственной шкуре. Слышали бы вы, как просто и трогательно он говорил о страданиях своей страны, о том, какое унижение ей пришлось вытерпеть по милости Союзников.[115]Его единственное желание — устранить недоразумения и жить в мире со всеми. Он весьма подробно изложил мне свои взгляды на политику, свои убеждения — милейший человек, я чуть не расплакался. Мы и вправду слишком жестоко обошлись с немцами. И он имеет право на обиду. Однако человек он серьезный и разумный, да и взгляды у него вполне умеренные. Он сам это сказал. Тогда-то я прямо спросил про антисемитизм, в котором обвиняют его партию. Он не лукавил — я видел это по его лицу, по тому, как он держался. Он выразил уверенность, что я не из тех, кому можно заморочить голову; я, конечно, волен делать собственные выводы, но он может поклясться, что все это ложь. Газеты выполняют заказ его политических оппонентов, устроили настоящую травлю. Да, его партия считает, что было бы целесообразно создать на Востоке второе еврейское государство, более стабильное, чем подмандатная[116]Палестина. Он говорил горячо, убежденно — я редко кому мог поверить так, как ему. Он показал мне меморандум, подготовленный демографическим отделом его партии, очень солидный обстоятельный документ. Разработка модели еврейского государства на десять миллионов душ. Он спросил, что я думаю об этом. Представляете, какое я почувствовал волнение! Это же давняя сокровенная мечта иудеев — иметь свою землю. Как приятно было узнать, что современный политический лидер уделяет время подобным проблемам. И знаете, что он мне сказал? «Видите ли, лорд Гален, в некоторых вопросах мы еще большие сионисты, чем сами сионисты». У меня сложилось о нем самое лучшее впечатление.