Наконец (это уже не слухи, поскольку подтверждалось абсолютно всеми свидетелями) Чтимый Глашатай развернулся и убежал прочь от разрытой могилы. Убежал, а потому не увидел, как один из светящихся глаз умершей покинул глазницу и пополз по ввалившейся щеке. Никаким чудом тут и не пахло. То была многоножка петацолькоатль, мерцающая в темноте на манер светлячка. Надо полагать, пара таких тварей забралась в труп и пристроилась, свернувшись, в глазницах, пожирая содержимое черепной коробки. Шум спугнул насекомых, и они, покинув глазницы, заползли в Мертвый рот и исчезли во внутренностях покойной.

Слухи о появлении Папанцин на улицах прекратились, но стали распространяться другие, столь пугающие, что Изрекающему Совету приходилось несколько раз назначать расследование. Насколько я помню, в конечном счете все показания свидетелей были признаны ошибочными и не заслуживающими внимания. По большей части то были пьяные бредни, но тем не менее год этот запомнился людям как полный мрачных знамений.

А потом, когда он наконец завершился и начался год Четвертого Дома, из Тескоко неожиданно прибыл Чтимый Глашатай Несауальпилли. Говорили, что он приехал в Теночтитлан лишь для того, чтобы посмотреть на здешний праздник Растущего Дерева, ибо свои празднества ему порядком поднадоели. На самом же деле он прибыл с целью тайных переговоров с Мотекусомой. Однако, проговорив в первое утро с глазу на глаз лишь несколько часов, оба правителя заявили, что на их совещании необходимо присутствие третьего человека. Каково же было мое изумление, когда во дворец пригласили не кого-нибудь, а меня.

В робе из мешковины, как и полагалось, я вошел в тронный зал, на этот раз с еще даже большим смирением, чем предписывал протокол, поскольку в зале в то утро находилось сразу два Чтимых Глашатая. Я давно не видел Несауальпилли, и меня несколько поразило, что правитель Тескоко почти полностью облысел, тогда как немногие оставшиеся его волосы стали совершенно седыми. Когда я наконец выпрямился перед помостом, на котором между золотым и серебряным дисками стояли два трона, великий гость узнал меня и чуть ли не со смехом промолвил:

— Э, да это мой бывший придворный, Кивун. Крот, некогда служивший у меня писцом и рисовальщиком. И мой бывший воин-герой Темная Туча.

— Последнее имя ему подходит лучше некуда, — угрюмо проворчал Мотекусома, и то было единственное приветствие, которого он меня удостоил. — Так, значит, мой высокий друг, ты знаешь этого недостойного?

— Аййо, в свое время мы были очень близки, — отвечал с широкой улыбкой Несауальпилли. — Когда ты упомянул воителя-Орла по имени Микстли, я как-то не связал одно с другим, хотя и мог бы догадаться, что этот парень далеко пойдет. Приветствую тебя, благородный воитель Микстли.

Надеюсь, мне удалось промямлить в ответ что-то вразумительное. В тот момент я даже порадовался, что на мне широкое рубище из мешковины: правители, по крайней мере, не видели, как у меня дрожали коленки.

— А что, этот Микстли и раньше был лжецом? — спросил Мотекусома.

— Что ты, мой высокий друг, он вовсе не лжец. Микстли всегда говорил правду — такой, какой он ее видел. К сожалению, его представление об истине не всегда совпадало с представлением других людей.

— Точно так же, как и у обманщиков, — процедил сквозь зубы Мотекусома и, уже обращаясь ко мне, почти крикнул: — Ты убедил нас всех в том, что бояться нечего…

Несауальпилли прервал его, пытаясь успокоить:

— Позволь мне, мой друг и господин. Микстли!

— Да, владыка Глашатай? — сипло отозвался я, не понимая, во что вляпался, но чувствуя, что беды не миновать.

— Чуть более двух лет тому назад майя разослали своих гонцов по всем окрестным землям, чтобы предупредить о диковинах — плавающих домах, — которые якобы были замечены возле берегов полуострова под названием Юлуумиль Кутц. Помнишь?

— Конечно, мой господин. Тогда я сказал, что они видели двух необыкновенных рыб — одну гигантскую, а вторую летающую.

— Да, и ваш Чтимый Глашатай, вполне удовлетворившись таким объяснением, сообщил его соседним вождям, после чего все успокоились.

— А в результате это вышло мне боком, — мрачно процедил Мотекусома.

Несауальпилли сделал в его направлении умиротворяющий жест и продолжил разговор со мной.

— Как оказалось, молодой Микстли, некоторые из майя еще и зарисовали сие странное видение, но картинки попали ко мне только сейчас. Скажи, назвал бы ты то, что здесь изображено, рыбой?

И он подал мне маленький квадрат замусоленной бумаги, который я внимательно изучил. Это был типичный рисунок майя, настолько маленький и неразборчивый, что понять смысл изображения оказалось непросто. Однако мне пришлось сказать следующее:

— Признаюсь, мои господа, что это и вправду больше напоминает дом, чем тех гигантских рыб, которых мне доводилось видеть.

— А не может это быть летающей рыбой? — спросил Несауальпилли.

— Нет, мой господин. У нее крылья расположены по бокам и распростерты в стороны. А у того, что здесь нарисовано, они торчат вверх, поднимаясь из-за спины. Или с крыши.

— А теперь посмотри вот сюда, — он указал рукой, — на эти круглые точки между крыльями и под крышей. Как ты думаешь, что это?

— По столь примитивному рисунку, конечно, трудно судить с уверенностью. Но рискну предположить, что точками обозначены человеческие головы. — Затем я с несчастным видом оторвал глаза от бумаги и, посмотрев на каждого Чтимого Глашатая по очереди, сказал: — Мои господа, должен признать, что моя прежняя оценка этих известий была неверна. Если что-то и может послужить мне оправданием, то только недостаток сведений, ибо, увидев этот рисунок раньше, я бы сразу сказал, что у майя, как и у всех нас, действительно есть повод для беспокойства. Судя по рисунку, у полуострова Юлуумиль Кутц побывали огромные каноэ с крыльями, приводимыми каким-то неизвестным способом в движение и наполненные людьми. Невозможно сказать, что это за люди, к какому племени они относятся и откуда явились, но очевидно, что прибывшие чужаки обладают значительными познаниями и могут быть очень опасны. Если им по силам строить подобные лодки и плавать на них, то, боюсь, они в состоянии развязать такую войну, какая нам и не снилась.

— Вот! — с удовлетворением сказал Несауальпилли. — Микстли, даже рискуя навлечь на себя неудовольствие своего владыки Глашатая, не дрогнув, говорит правду, какой он ее видит — когда он ее видит. Мои собственные провидцы и прорицатели истолковали этот рисунок точно так же. Как дурное знамение.

— Если бы все знамения истолковывались правильно и своевременно, — злобно процедил Мотекусома, — я бы еще два года назад начал возводить на побережье крепости и размещать там гарнизоны.

— А нужно ли это? — возразил Несауальпилли. — Если чужаки все-таки решат нанести удар там, то пусть его и примут на себя рассеянные по мелким поселениям майя. Однако по всему видно, что эти люди способны напасть с моря, а стало быть, они с равным успехом могут высадиться в любой точке побережья — на востоке, севере, западе или юге. Ни один народ не в состоянии укрепить все берега, но вот действуя сообща, так, чтобы каждое племя прикрывало свой участок береговой линии, это осуществить можно. Тебе лучше не распылять силы, а сосредоточить их ближе к дому.