— Ты так считаешь? — воскликнул Мотекусома. — А что лучше сделать тебе?

— А я к тому времени, когда нашим народам придется столкнуться с этой напастью, уже умру, — спокойно ответил Несауальпилли, зевнув и небрежно потянувшись. — Так говорят мои прорицатели, и я благодарен им, ибо это дает мне возможность провести немногие оставшиеся дни в мире и покое. Отныне и до моей смерти я больше не буду вести войн. Не будет этого делать и мой сын Черный Цветок, когда взойдет на трон.

Только представьте мое положение: я, как дурак, стоял рядом с двумя правителями. Такой разговор явно не предназначался для моих ушей, обо мне просто забыли, но уйти без приказа было нельзя.

Мотекусома уставился на Несауальпилли, и лицо его помрачнело.

— Ты собираешься вывести Тескоко и свой народ аколхуа из Союза Трех? О мой благородный друг, мне бы очень не хотелось произносить такие слова, как «предательство» и «трусость».

— Вот и не произноси, — отрезал Несауальпилли. — Я лишь пытаюсь тебе объяснить, что мы не должны растрачивать силы в мелких сварах, лучше поберечь их для отражения будущего вторжения. Причем я говорю сейчас не только о наших двух государствах, но и обо всех народах, населяющих эти земли. Следует положить конец вражде и раздорам и объединить наши армии, иначе просто не выстоять против общего врага. На это указывают все многочисленные знамения, и именно так толкуют их мои мудрецы. Я просто сказал, как намерен действовать в оставшееся мне время. А потом и Черный Цветок продолжит мое дело, способствуя примирению народов, дабы все мы могли отразить нападение чужеземцев совместно.

— Может быть, для тебя и твоего малохольного наследника это и подходит, — отозвался Мотекусома, — но мы-то мешикатль! С тех пор как мы добились превосходства в Сем Мире, наши воины всегда сражались на чужой земле, и никто еще не ступал на нашу без нашего на то дозволения. Так было, есть и будет всегда, даже если нам суждено сражаться в одиночку против всех народов на свете — известных или неизвестных, если все наши союзники бросят нас или обернут свои мечи против Мешико.

Меня, признаться, слегка задело, что Несауальпилли ничуть не обиделся на это неприкрытое выражение презрения. Но он лишь с печальным видом промолвил:

— Позволь рассказать тебе одно предание, мой высокий друг. Возможно, в Мешико эту историю и не помнят, но ее можно прочесть в архивах Тескоко. Согласно этой легенде, когда ваши предки ацтеки впервые решились выйти за пределы своей северной родины Ацтлана и отправились в поход, который продолжался целый год и закончился в Теночтитлане, они не знали, какие препятствия могут встретиться им на пути. Но не исключали возможности, что вполне могут столкнуться со столь многочисленными и враждебными народами, что им придется возвращаться обратно в Ацтлан. Поэтому на всякий случай ацтеки обеспечили себе быстрый и безопасный отход. В восьми или девяти местах, на привалах между Ацтланом и здешним озерным краем, они собрали и спрятали обильные запасы оружия и припасов. Случись им отступать, они могли бы не беспорядочно улепетывать со всех ног, но спокойно отводить прекрасно вооруженных и накормленных воинов. Пожалуй, ацтеки даже вполне могли бы задержаться в одном из таких пунктов, чтобы отразить натиск преследователей.

Мотекусома слушал гостя в изумлении. Он такого предания явно не знал. Впрочем, и я тоже. Несауальпилли заключил:

— Во всяком случае, так гласит легенда. К сожалению, в ней не говорится, где находятся эти восемь или девять мест. Я почтительно предлагаю тебе, высокий друг, послать поисковые отряды на север, в пустые земли. Кстати, можно воспользоваться опытом предков и заново создать сеть опорных складов. Если ты сейчас не позаботишься о том, чтобы сделать своими союзниками всех соседей, то придет время, когда ты действительно окажешься один, и тогда тебе понадобится надежный путь к отступлению. Ну а мы, аколхуа, предпочитаем заранее окружить себя друзьями.

Мотекусома довольно долго сидел молча, сгорбившись на троне, как будто в преддверии надвигающейся бури. Потом он расправил плечи и сказал:

— Допустим, эти чужеземцы вообще не явятся. Что же, ты так и будешь бездействовать до тех пор, пока тебя не растопчет какой-нибудь «друг», который сочтет себя для этого достаточно сильным?

Несауальпилли покачал головой и промолвил:

— Чужеземцы придут обязательно.

— Ты так в этом уверен?

— В достаточной степени, чтобы держать пари, — заявил Несауальпилли неожиданно веселым, чуть ли не игривым тоном. — Я вызываю тебя, мой высокий друг, на состязание. Давай сыграем в тлачтли на церемониальном внутреннем дворе. Никаких команд на этот раз не будет, только мы двое. Для верности сыграем трижды. Если я проиграю, то сочту это знамением, пересиливающим все остальные. В таком случае я откажусь от всех своих мрачных предостережений и передам все силы аколхуа, всю нашу армию, все оружие и припасы в твое полное распоряжение. А если ты проиграешь…

— Ну? Что ты тогда с меня потребуешь?

— Не так уж много. Ты оставишь аколхуа в покое и не станешь втягивать Тескоко в затеваемые тобою войны, чтобы мой народ смог посвятить оставшиеся до нашествия дни более мирным и приятным занятиям.

— Согласен, — мгновенно ответил Мотекусома с хитрой улыбкой. — Значит, играем трижды.

Его самоуверенная улыбка меня не удивила: помню, все тогда поражались тому, что Несауальпилли решил потягаться силами с Мотекусомой. Разумеется, никто, кроме меня (а с меня взяли клятву хранить тайну), в то время не знал, что Чтимые Глашатаи заключили пари. Народу было объявлено, что состязание владык станет лишь составной частью праздника Растущего Дерева, дополнительным способом воздать честь и хвалу Тлалоку. Но не секрет, что Мотекусома был моложе Несауальпилли самое меньшее лет на двадцать, и хотя в такой игре, как тлачтли, сила решала далеко не все, но победу, безусловно, предрекали властителю Мешико.

В день состязания близ дворца собралось столько народу из всех слоев общества, что люди, запрудившие Сердце Сего Мира, стояли вплотную, плечом к плечу, несмотря на то что даже один из сотни не мог надеяться увидеть игру владык хотя бы краешком глаза. Однако всякий раз, когда немногие избранные, попавшие во двор, выкрикивали одобрительное: «Аййо!», разочарованно стонали: «Аййа!» или молитвенно выдыхали: «О-о-о!», вся площадь, хоть и могла лишь гадать о происходящем за стенами, вторила этим возгласам.

Ярусы каменных ступеней, расположенных вдоль мраморных стен двора, были заполнены представителями высшей знати как Теночтитлана, так и (прибывшими в свите Несауальпилли) Тескоко. Не знаю уж, за какие заслуги, может быть поощряя за умение держать язык за зубами, Чтимые Глашатаи выделили мне одно из драгоценных зрительских мест. Даже будучи воителем-Орлом, я все-таки оказался из всех там собравшихся человеком, занимавшим самую низкую ступеньку в обществе, если не считать примостившейся у меня на коленях Ночипы.

— Смотри и запоминай, доченька, — сказал я ей на ухо. — Сегодня ты увидишь поразительное зрелище. Два самых известных, знатных и могущественных человека Сего Мира играют друг с другом на глазах у зрителей. Смотри хорошенько, чтобы запомнить это на всю жизнь.