Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валя вернулась в гостиницу и, услышав слово «ужин», означавший ту же компанию с ящиками водки, попросила не трогать её до утра. Вспомнила, как Вика поучала:
– Весь кайф пиплам обламываешь, они же звезду ждали. Надо говорить: «Всех в сад! Этого не обсуждалось! Обеспечьте охрану, чтоб я не видела ни души!» Настоящая звездень должна выделываться, а ты, терпила, – лишаешь людей праздника!
Ночной город в окне выглядел недружелюбно. Валя спустилась в ресторан. Администраторша повела её в общий зал, за руку с администраторшей шла её маленькая дочка, волоча по полу куклу.
В раскрашенном синими и золотыми полосами зале не работал кондиционер, было накурено до тумана, а густо татуированный мужик в майке хрипло пел в микрофон:
– Благословляю музыкантов и воров, у них судьба всегда ходить по краю!
– Лучше мне в номер какой-нибудь бутерброд, – попросила Валя.
– Сей момент принесут!
И через десять минут в дверь постучали три официанта. С бутербродами всех мастей, с рюмками и несколькими бутылками, с расписным самоваром и столиком со сладостями.
Утром от завтрака отказалась, повезли к местным кружевницам. В зале, обшитом туалетным кафелем, сидели девушки и, постукивая деревянными коклюшками, плели невозможную красоту. Валя знала слово «коклюшки» из-за бабушкиной поговорки: «Языком плетёт, что коклюшками», – но видела их впервые.
Коклюшечницы трудились, не поднимая глаз.
– Узелки да петли считают, отвлекутся, нити попутают, ничего не заработают, – объяснила сопровождающая. – А они семьи кормят.
Потом повезли на выступление в зале с колоннами. Разношёрстная публика задавала вопросы о политике, московских ценах и Валиной личной жизни. Вслед за этим было интервью главному местному телеканалу и обед.
Моросило. На поезд провожали десять человек. Самый длинный снова держал над ней зонт. Совали в подарок сувениры и местную водку. Валя отнекивалась изо всех сил, в ответ пытались целоваться, приговаривая:
– Вы уж про нас всю правду расскажите!
Поезд тронулся, тут в дверь купе забарабанили кулаком. Валя приоткрыла, перед ней стояли два огромных, вусмерть пьяных мужика.
– В чём дело? – спросила она милицейским голосом.
– Здрасте, Валечка! – игриво заорал один из них. – Я местный депутат, а это генерал Лёнькин. Мы в гости с сюрпризиком!
Сюрпризиком была початая бутыль коньяка и мятая шоколадка, которую он тискал в лапищах.
– Извините, я устала!
– Мы на секундочку с Лёнькиным! Что ж не предупредили о приезде? Мы б с почётом, с мигалочками!
Валя грудью стояла на страже купе, а депутат пытался протискиваться внутрь.
– Неужто не выпьем с героем? Лёнькин, ты на какой войне лампасы получил?
– Я это… – икал Ленькин. – Какая женщина!
– Королевишна! – возвёл к небу глаза местный депутат. – Горяев – орёл!
И Валя психанула в ответ так, что вышвырнула депутата из щёлочки, которую всё-таки сумел занять в её купе, и захлопнула дверь. Депутат шмякнулся об окно, выронил бутылку и завопил под дверью:
– О… а, чёртова кукла?! Лёнькин, смотри бутылку! Целая?
Дома Валю встречали сосредоточенная Вика, озабоченная Олиным питанием мать, вымытый Шарик и тоненькая книжонка Кирилла. Половину содержания составляли его и Валины фотки, взятые из прессы.
– Всю-то совесть Кирюшка пропил, – покачала головой мать. – Врёт как сивый мерин.
Валя улеглась с дороги в ванну, начала читать. Повествование начиналось с истории про комсомольца, спортсмена, красавца. Как пел и плясал в юношеской самодеятельности, как приехал в Москву поступать в театральное.
Как снялся в первом эпизоде, потом во втором. Как стал звездой – несколько раз в детских сказках порубил картонным мечом дракона. Как встретил Валю.
И с этого места безбожно врал, что влюбился с первого взгляда. Искал, преследовал, убедил бросить Лошадина и пойти за него. Что этим оба обрушили свою кинокарьеру, поскольку фильм, от которого они отказались, якобы стал хитом сезона.
О том, что Лебедев женился не столько на Вале, сколько на московской прописке, ни слова. Как и про развод с Юриком, суды и скандалы. Как и про то, что на свадьбу Валя упросила Леночку вынести из дома Соломкиных свадебное платье, в котором выходила за Юрика.
И что долги за свадьбу в Доме кино отрабатывала, сверхурочно стоя за массажным столом. Зато в список гостей Лебедева попали те, кто стал знаменитым, но не был на свадьбе, и не попали те, кто не стал знаменитым, но был среди гостей.
Про свадебную драку в ресторане Дома кино наврал, что бил артиста, оскорбившего Валю. Крохотная комнатка, заваленная пустыми бутылками, куда привёл молодую жену, описывалась как уютная квартира в престижном районе.
Убогие съёмки фильма «Лесной богатырь» выглядели Голливудом. Врал, что потребовал снять Валю в эпизоде, где набирает воду в колодце, иначе бы отказался от главной роли. Про то, как запил на съёмках, тоже ни слова.
Опустил и роковую сцену, когда пьяно отстаивал право быть отцом: «Моего сына хочешь убить, сука? Забыла, как я тебя с панели подобрал?! Забыла, что на тебе, шлюхе, женился?!» И швырнул Валю так, что потемнело в глазах.
Слава богу, был не в курсе, что аборт и повторную чистку Вале делали практически без обезболивания и она орала, как насквозь простреленный зверь. Что, получив телеграмму о смерти бабушки Поли и узнав, что детей у неё больше не будет, пыталась в больнице порезать вены.
И тут она чуть не выпрыгнула из ванны как ошпаренная – Кирилл писал, что Валя сделала аборт, потому что была беременна не от него, а от депутата Горяева из ельцинского окружения! Показалось, что спит или бредит. Она же познакомилась с Горяевым через столько лет…
Впрочем, кого это интересует перед выборами? И дальше врал, что Горяев снимал ей жильё, устраивал на работу, проплачивал учёбу на экстрасенса, купил квартиру, дом и передачу «Берёзовая роща».
– Парашник твой Лебедев, – заметила Вика. – Не зря от него аборт сделала!
– Давай не про это, – взмолилась Валя. – Скажи, как Оля?
– Всё тип-топ. У меня там всё схвачено.
– Мамочкин контролирует? – одобрительно улыбнулась Валя в надежде хоть что-то услышать про Викину личную жизнь.
– Мамочкин… – ответила та и поменяла тему.
Нельзя было просчитать, как книга Лебедева сработает в избирательной кампании, но по Вале, несмотря на появившийся иммунитет, она проехала танком. Горяев это понимал, выкроил время и пригласил поужинать.
Она кое-как оделась, словно не к любовнику, а к другу за утешением. Горяев и сам выглядел измученным, похудевшим, постаревшим. Грубовато обнял её в машине, прижал к себе, скомандовал:
– Слава, в «Тамерлан»! Покажу тебе модное местечко.
– Зачем послал меня в такой отстойник?
– Ты для них всё равно что я б приехал. Практически мой наместник. Государево око! Сэкономила