Она отстранилась.

– Мы это уже обсуждали. Я и не жду от тебя понимания.

– Послушай, – мягко начал я, слегка приподнявшись и взяв ее за руку. – Я просто хочу понять, только и всего. Потому что для тебя это важно, а ты…

…а ты важна для меня.

– …а я притворяюсь праведницей, хотя на самом деле шлюха, так?

– Что?! Не надо так, стоп. – Разговор стремительно уходил в опасное русло, и я уже пожалел, что раскрыл рот. – Анна, не начинай. Я так вовсе не думаю.

Она вздрогнула, когда я назвал ее по имени.

– А почему непременно надо идти под венец? – спросил я. – Почему нельзя жить с кем-нибудь или просто встречаться? Что в этом такого страшного?

– Для меня это исключено, – сказала она, заливаясь краской. – Я тогда потеряю всех, кто мне дорог. В прошлый раз мне это доходчиво объяснили… Я уже говорила: ты меня не поймешь, и ничего страшного. Тебе ведь не близка даже сама концепция брака. Кстати сказать – почему?

– Говоришь, что потеряешь всех, кто тебе дорог? Но Лиза ведь ни за что тебя не оставит.

Анна вздохнула.

– Мне и с ней-то дружить нельзя. Она «от мира сего», помнишь? А мне запрещено ходить по клубам, напиваться, тусоваться с коллегами, носить мини-юбки, учиться в университете и сидеть в спальне «мирских» парней. Если об этом кто-нибудь узнает… – Она покачала головой.

– Почему тебя не пускают в университет? Потому что там учат думать своей головой? – уточнил я, стараясь сохранять спокойствие. – Человеку, у которого отличные оценки по всем предметам, прямая дорога в университет!

Ее плечи поникли, но по выражению лица я понял, что она внимательно меня слушает.

– Так почему ты против брака? – снова спросила она.

Я не успел замять эту тему, а под рукой не оказалось ни пива, ни сигареты, чтобы выгадать время.

– Я просто считаю, что, если люди хотят расстаться, у них должно быть такое право. И для этого не нужно получать разрешение от государства, исполнять какие-то там законы, соответствовать критериям.

Анна нахмурилась.

– То есть, по-твоему, любые отношения непременно кончаются расставанием?

– Вовсе нет, но в наш век брак уже не нужен, как по мне. Он уже не выгодная сделка, а женщины теперь обрели свободу. Пора бы дать людям право разойтись, если вместе они несчастны.

– Без всяких разговоров? Разбежаться – и дело с концом? Точка?

Я задумался над ее словами.

– Честно говоря, вообще не понимаю, зачем мы завели эту беседу. Мне всего двадцать два. Ну кто в нашем возрасте думает о браке?

Анна устремила взгляд в потолок и медленно выдохнула:

– Ты прав. Сама не знаю, к чему весь этот разговор.

– Знаешь что. – Я опустил руку ей на колено, и она заметно расслабилась от моего прикосновения. – Наверняка мой детский опыт очень отличается от твоего. Возможно, у твоих родителей в браке все складывалось куда лучше, чем у моих, но, по-моему, люди отбрасывают всякие старания, стоит им только сказать друг другу «да» на свадебной церемонии. Один вертит другим как хочет, потому что знает, что второй никуда не денется. Законный статус брака таков, что из него так просто и не уйдешь. Я всего этого не хочу.

– С чего ты взял, что твое будущее будет как две капли воды похоже на прошлое?

– Даже твои законы и те не в мою пользу – если ничего не путаю, тебе можно выйти только за единоверца?

Она затеребила подол платья.

– Формально да. Но вообще-то можно выйти и за атеиста. На таких женщин посматривают искоса, но из общины не гонят. Главное, что они замужем.

– По-моему, тебя хотят перекроить на свой лад.

Повисла долгая тишина. Стало слышно, как по улице проносятся машины.

– Я ведь и правда верю, – наконец сказала она. – И пускай все вокруг думают не так, как я, это вовсе не значит, что вера моя ложная. Он существует. А я иду Ему навстречу вслепую и надеюсь, что однажды туман рассеется и я все пойму. Не люблю говорить об этом, потому что сразу вспоминаю о том, что мне нельзя быть с тобой. – Она посмотрела мне в глаза. – Мне нельзя быть с тобой, – повторила она точно в трансе.

О нет, подумал я. Нет, нет, нет, нет, нет.

– И что же? Ты кинешь меня и выскочишь за порядочного парнишку, чтобы осчастливить родителей? Такой жизни ты хочешь, да?

Она прижала ладонь к лицу, будто я дал ей пощечину.

– Не начинай, – сказала она, а потом добавила с ожесточением: – Я тебе говорила, что в конце лета он вернется. Ты с самого начала знал, что так будет.

– Выходит, ты со мной просто забавлялась, пока суд да дело, а?

Анна покачала головой и слезла с меня. Ее телефон выскользнул и с глухим стуком упал на пол. Она наклонилась, подняла его и бросила в сумку.

– Ну да, это все только мои прихоти. А ты, бедненький, ну совсем ничего с этого не поимел.

Я лежал на кровати и смотрел, как она надевает обувь и вскидывает сумку на плечо. Самое время было признаться, открыть рот и произнести те слова, что наводнили мой разум. Сказать, что тот день у озера для меня ни с чем не сравнится. Что я совсем не такой, как она подумала. Впрочем, помнится, Лиза рассказывала, как Анна влюбилась в скотину, так может, ее такие и привлекают?

Анна схватила ключи, но в дверях остановилась, обернулась, отбросив волосы на спину, и вскинула подбородок.

– Ты вот требуешь, чтобы я твердо знала, кто я такая, чтобы я во всем быстренько разобралась, потому что одна мысль о том, что я пока так и не нашла ответа, выбивает тебя из колеи. А сам? Сам-то ты кто такой, а, Ник Мендоса? – И она громко хлопнула дверью.

Я вслушался в знакомый шум ее автомобиля, а потом закурил первую из множества сигарет.

* * *

А через несколько дней папа позвал меня выпить у него в клубе. Мы сели за барную стойку и стали смотреть бокс на покрытом рябью экране телевизора, висевшего в углу. Кроме нас в зале сидел только старик Гарри – явно не в духе, он то и дело кричал, глядя на экран.

– Все женщины одинаковы, все до единой, – заявил папа, осушив свою кружку.

А я без конца проверял телефон.

До чего же люди глупы.

2001

Поучиться в университете Сэлу не довелось. В детстве он без конца мечтал