наблюдать. Кот принюхался, недоверчиво посмотрел на Хэвона и на крошки. Настороженно подошёл, прихрамывая, и попробовал «лакомство». А затем начал есть с особой жадностью.

Голодный и милый.

Хэвон осторожно и невесомо прикоснулся к гладкой пыльной шёрстке и провёл вдоль выступающих позвонков. Кот заурчал. Громко и утробно, — доверился.

На крыше, ветер грубо хлестал щёки. В лохматых волосах прятались пылинки и пушинки. Глаза резал мелкий песок. Гроза приближалась со страшной скоростью. Хэвон снял с себя тёмно-синий пиджак.

Когда кот доел, и хотел было сбежать, Хэвон поймал его, замотал и спрятал в пиджаке. Кот вопил и брыкался. Пытался достать когтистыми лапами до лица.

— Тише.

Хэвон начал спускаться вниз с особой осторожностью и нежностью. Вскоре кот успокоился. Спрыгнув с чужого подоконника и нечаянно зацепив пяткой горшок с цветком, Хэвон оказался на земле. Здесь безопаснее. Он посмотрел на свёрток в руках. Кот дрожал.

— Я думал, ты умер!

Хэвон подскочил на месте от неожиданности.

— Ты ещё здесь?! Уйди. Гроза скоро начнётся.

— А ты?

Хэвон поджал губы, и тяжело вздохнул:

— Не твоё дело.

— Ещё как моё. Твоя мать привела меня сюда, — мальчишка внезапно стал серьёзным.

— У меня нет матери, — отрезал Хэвон, развернулся к нему спиной и пошёл.

— Как нет? Она сейчас рядом с тобой идёт.

Что за бредни он несёт? Хэвон закатил глаза.

— Я, кажется, сказал. Никого у меня нет. Не смей идти за мной.

— Она говорит, что из тебя никудышная ведьма.

Хэвон остановился, плечи опустились. Он тряхнул головой. Откуда этот малец мог знать, как его называла мать?

— Иди своей дорогой. Бесишь.

С неба сорвалась первая большая капля. Она с хрустальным звоном разбилась об асфальт. А за ней ещё и ещё. Не дожидаясь ответа, Хэвон бросился бежать, крепко прижимая кота к груди. По быстрым шагам позади, понял — судя по всему, мальчишка не отставал.

На горизонте появился непримечательный и заброшенный дом. Дверь знакомо и жутко скрипнула. Дождь громко барабанил по крыше, с потолка стекала вода. В доме пахло пылью, сыростью и сухоцветами. Половицы под ногами прогибались, дрожали и трещали. Хэвон выпустил кота, который тут же забился под старый комод. Затем зажёг свечи и расставил по столу.

— Зачем увязался за мной? — Хэвон тушил спички голыми кончиками пальцев и перебирал стеклянные баночки с непонятным для него наполнением. Вроде, это должны быть заговорённые травяные мази. Мать никогда ничего не подписывала. Чёрт.

— Твоя мать сказала, что ты можешь мне помочь, — мальчишка в полутьме рассматривал кухню.

Куча пустых полок и шкафов, завязанных тугим узлом верёвки. Под потолком висели, шелестели и что-то нашёптывали букеты сухих полевых трав. Стены в некоторых местах потрескались и осыпались. Стрелки на часах замерли, словно время здесь остановилось. Повсюду свисала паутина. Сквозняк игрался с пламенем свечей и лизал затылок. Зловещее местечко.

— Да, что ты заладил одно и то же, — раздражённо процедил Хэвон.

— Она умерла? — без тени застенчивости спросил мальчишка и прямым взглядом посмотрел на напряжённую спину Хэвона.

Хэвон смутился, свёл брови к переносице. Ничего не ответил. Достал маленькую баночку и бинты из ящика. Подошёл к комоду, за которым прятался кот.

— Значит, умерла, — продолжил мальчишка.

— Отвяжись!

Хэвон отодвинул комод, схватил кота за холку и попытался прижать к полу:

— Эй! Помоги лучше, а не тупые вопросы задавай.

— У меня есть имя, — начал негодовать мальчик.

— Чудно, у меня тоже, — улыбнулся он. — А теперь иди сюда, и… — сквозь зубы проговорил Хэвон: — помоги, пожалуйста.

Мальчик обречённо вздохнул и подошёл. Сел рядом.

— Держи его. Смотри, он сильный.

Кот изворачивался, как мог, но выбраться не получалось. Мальчик держал его крепко. Хэвон усмехнулся, коснулся мягкого кошачьего лба, прошептал заклинание. Кот обмяк в чужих руках, закрыв глаза.

— Что ты с ним сделал?! — испугался мальчик. — Убил?!

— Он спит, придурок. Так будет легче, — спокойно ответил Хэвон.

— Легче сделать что?

— Достать стекло из задней лапы. Бедняга, долго мучается.

Хэвон поднял заднюю правую лапку, поднёс ближе свечку, чтобы увидеть осколки. Цокнул языком:

— Гниёт и зарастает. Плохо дело.

— Ты же поможешь ему? — с блестящей и печальной надеждой в глазах спросил мальчик.

— А ты как думаешь, я просто так его в дом притащил? — исподлобья зыркнул Хэвон и принялся осторожно доставать из открытой раны осколки.

Мерзкие ощущения. Тонкая кожица на пальцах резалась об острые углы. Кровь и гниль смешивались. Свеча таяла, воск стекал на деревянный пол. Неизвестно сколько времени прошло прежде, чем Хэвон вытащил все осколки и обработал кошачью рану. Мучения закончились только тогда, когда он закрепил заговорённый бинт на лапе.

— Подожди тут, — с облегчением выдохнул Хэвон и смахнул пот со лба.

Он встал с места и скрылся в тёмной глубине одной из комнат. Вышел оттуда, держа в руках коробку и старый большущий шарф.

— Положи его сюда. Только осторожно, — попросил Хэвон, когда засунул шарф в коробку.

Мальчишка послушно сделал то, что у него попросили.

— Как тебя зовут, липучка? — с издёвкой в голосе произнёс Хэвон и отошёл от коробки.

— Эй! Донхун, Пак Донхун, — мальчик бросил в его сторону обиженный взгляд. — А тебя?

— Ли Хэвон.

— Так, ты, поможешь мне?

— С чем?

— Стать ведьмой.

Хэвон споткнулся о выступающую доску. Выругался. Откуда она вообще тут взялась?

— Кто тебе об этом сказал? — Хэвон повернулся к Донхуну, опёрся бёдрами о кухонную тумбу. Деловито скрестил руки на груди. Опустил голову.

— Твоя матушка, я же говорил.

— Она мертва! — прикрикнул Хэвон, — уже как четвёртый год. Она не могла тебе ничего сказать.

— «Глупый идиот», — Донхун мягко усмехнулся.

— Что ты сказал?

— Она сказала, что ты «глупый идиот», — с его лица не сходила улыбка. Он явно насмехался над Хэвоном.

— Не может быть…

— Я вижу мёртвых. Их фантомные тела.