Легионеры носили шерстяные рубашки без рукавов и иногда обматывали бедра и ноги полосами шерстяной ткани. Сверху они надевали кожаные кирасы с металлическими рёбрами. Голову легионера защищал шлем, в бою он использовал прямоугольный или овальный щит. Вплоть до II века до н. э. основным оружием легионера было колющее копьё. Затем, в значительной степени под влиянием галлов, его сменило шестифутовое метательное копьё. Оно представляло собой твёрдый заострённый наконечник, прикреплённый к мягкому железному лезвию. При ударе о щит оно легко гнулось, поэтому противник не мог быстро извлечь его из щита.

Теперь представим себе, что легионер должен был нести с собой два таких копья, а также испанский меч или кинжал. Когда наступали холода, он надевал тёплый и тяжёлый плащ. В то же время историк Райс Холмс уверяет нас, «что на марше легионер должен был нести на левом плече шест, на котором в связке был закреплён его рацион зерна, котелок, кружка, пила, корзина, топор, серп, кирка и лопата». Это кажется малоправдоподобным, скорее всего, когда колонна выступала в поход, большую часть войскового снаряжения перевозили на вьючных животных, ведь имущество легионера состояло не только из снаряжения и запасов продовольствия, но и из трофеев.

Вероятнее всего, каждый солдат нёс с собой котелок или, по крайней мере, ручную мельницу. Он использовал эту утварь, как только заканчивался переход. Основным довольствием солдата была пшеница, которую ему выдавали в виде неразмолотого зерна. Он сам должен был смолоть его в муку и испечь грубый хлеб на горячих камнях или на углях. Получалось, видимо, что-то вроде индийского чапатти. Обеспечение армии необходимыми запасами зерна являлось сложнейшей и часто доминирующей проблемой. В «Комментариях» Цезарь нередко упоминает о том, что озабочен её решением, но никогда не вдаётся в детали организации снабжения. В «Комментариях» мы находим редкие упоминания об армейских запасах и складах зерна, гораздо чаще встречаются намёки на то, что продовольствие добывали путём реквизиций. Создаётся впечатление, что римская армия добывала себе пропитание у племён, населявших завоёванную территорию.

Также несовместимы с духом и буквой «Комментариев» такие прозаические вопросы, как поставки обмундирования в армию. Очевидно, что, набрав два новых легиона, Цезарь должен был снабдить их обувью. Также очевидно, что необходимые 12 тысяч пар сапог были поставлены сразу же, а это возможно только при условии функционирования эффективной административной службы. За снабжение армии обмундированием, по-видимому, отвечал Публий Вентид, когда-то взятый в плен отцом Помпея. Роль этого человека в армии Цезаря была жизненно важной — он обеспечивал поставки, тем не менее над ним всячески глумились, называли выскочкой и погонщиком мулов. Безымянными и безликими остались также армейские инженеры. Вместе с кузнецами и другими ремесленниками они шли на марше рядом с солдатами и сражались бок о бок с ними, пока не возникало нужды в их знаниях и мастерстве. Именно они строили такие неприступные военные лагеря, как Нантел близ Клермона на Уазе, именно они перекинули мост через Рейн, именно они проектировали и сооружали стенобитные орудия, катапульты, специальные машины для метания камней. Эти орудия явились прообразом гаубиц, осадных пушек и полевых ружей. Мы также ничего не знаем о судостроителях, благодаря которым Цезарь получил новые суда, смог победить венетов и высадиться в Британии. Можно только предположить, что все эти работы проводились под бдительным оком «заведующего кадрами инженерно-технического персонала», Мамурры, чья должность называлась «префект кузнецов или инженеров». Но эти организационные вопросы в «Комментариях» даже не затронуты.

Эта замечательная работа была полностью опубликована в конце 51 года до н. э., хотя к тому времени она, вероятно, уже была известна ограниченному кругу лиц по отрывкам. В ней давалась оценка войны в целом: Цезарь делал упор на грандиозность достигнутых им целей. Читатель должен был проникнуться мыслью, что ныне Цезарь не знает себе равных ни в славе, ни в могуществе. И всё же, когда он предложил продлить срок своих полномочий в Галлии (это произошло в самом начале года, именно тогда, когда вышли в свет «Комментарии», и вряд ли это было случайным совпадением), сенат ему в этом отказал. Цезарь и Гирций объявили, что решение принято под давлением небольшой враждебной клики, которая помешала сенату изъявить его истинную волю. В то время когда разгоравшийся кризис требовал от политиков самой искусной дипломатии, лидером правого крыла оппозиции стал консул Марк Клавдий Марцелл, и сам Катон должен был теперь ему подчиняться. Марцелл принадлежал к вышедшему из тени семейству Клавдиев Марцеллов, давшему Риму одного за другим троих консулов — яростных поборников войны, которых в наши дни называли бы «ястребами».

Наступали трудные времена, когда большинство римлян молили небеса о том, чтобы один из двоих соперников, а ещё лучше оба одновременно, отправились на Восток мстить за Красса и вышли из игры. Но этого не произошло. Марцелл методично провоцировал протест против политики Цезаря, а Помпей слабо протестовал против этого, но при каждом удобном случае выражал своё недовольство Цезарем. Марк Марцелл объявил, что война в Галлии закончилась, и галльские провинции больше не нуждаются в верховном командующем. Он также подверг резкой критике политику Цезаря в Цизальпинской Галлии. В частности, в городе Ком один из римских граждан был обвинён в том, что призывал население к неповиновению. По приказу Цезаря его подвергли порке розгами — наказанию, недопустимому для римских граждан. Помпей, считавший себя, как и Цезарь, патроном Цизальпинской Галлии, страшно разгневался. Однако он согласился вынести на обсуждение сената распределение галльских провинций между экс-консулами (то есть фактически вопрос о преемнике Цезаря) 1 марта наступающего 50 года до н. э. Когда Помпея спросили, какова будет его реакция на попытку заблокировать решение при помощи права вето, он ответил, что такая попытка будет равносильна восстанию и действовать он будет соответственно.

Помпею был задан ещё один вопрос: что случится, если Цезарь захочет сохранить командование армией, уже став консулом? От ответа Помпей уклонился, заметив только: «А что бы я сделал, если мой сын пригрозил мне палкой?» Он, вероятно, всё ещё надеялся, что Цезарь не будет настаивать на сохранении поста наместника до тех пор, пока не получит консульской должности. Хотя, если такие надежды у Помпея оставались, это означало, что он просто потерял чувство реальности, — ведь для Цезаря отказ от полномочий означал либо изгнание, либо смерть.

Тем временем Цезарь с удвоенной энергией начал добиваться поддержки в Риме. Одним из консулов 50 года до н. э. был его злейший враг Гай Марцелл, который не мог простить Цезарю попыток развести с ним его жену Октавию и выдать её замуж за Помпея. Но Цезарю удалось купить ценой огромной взятки расположение другого консула, Луция Эмилия Павела. Денег, потраченных Цезарем, хватило на реконструкцию базилики, развалины которой можно увидеть в форуме и в наши дни. Но самым существенным приобретением Цезаря стал народный трибун Курион, блестящий оратор и беспринципный молодой политик[32]. Курион прекрасно владел пропагандистскими приёмами и завоевал широкую популярность среди римлян. Поначалу он был ярым противником Цезаря, который, будучи консулом, позволил информатору Веттию обвинить Куриона в заговоре против Помпея. Но затем благодаря своему разнузданному образу жизни и расходам на экстравагантные погребальные церемонии, которые он устроил в честь своего не менее разнузданного, а возможно, и психически больного отца, Курион оказался в долговой западне. Цезарю удалось, правда, не сразу, а со второй попытки и за огромную сумму, купить услуги этого молодого политика. У Куриона имелись и другие основания переметнуться в лагерь Цезаря. Он был женат на интриганке Фульвии, а та была благодарна Цезарю за поддержку её погибшего мужа Клодия. Курион имел друзей в лагере Цезаря и заклятых врагов среди консерваторов. Помпея он не любил и обвинял его в проталкивании законов карательного характера. Цицерон, по принуждению оставивший Рим, чтобы управлять Сицилией, писал, что он был единственным человеком, предвидевшим изменение ориентации Куриона. В то время фразу Цицерона восприняли просто как забавную шутку, но прошло сто лет, и поэт Лукан, оглядываясь назад из недр одного из наиболее репрессивных режимов, отметил, что приобретение этого союзника было жизненно важным не только для Цезаря. Оно явилось зловещим поворотным пунктом в истории.