Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перестуку команда не мешала, но при попытке начать общаться криком люк открылся, и мне пообещали разукрасить спину на манер рыболовной сети с помощью чего-то вроде плетки.
Пришлось замолчать. Но перестукиваться не прекратил.
День выдался самый скучный в жизни. Морские прогулки, по мне, и без того не слишком интересное занятие (не понимаю фанатов этого вида отдыха), а если ты при этом заперт в темном трюме — все становится еще хуже.
Добряк-надсмотрщик под вечер решил, что наступило время открыть пленнику истину, и сообщил, что в той бурде, которой меня два раза потчевали, присутствует свиной жир. Удивившись моей нулевой реакции, уточнил:
— Ты разве не с севера?
— А с чего ты это взял?
— Загар у тебя ненашенский, бледноватый. И говор тоже не наш. И вообще по тебе видно, что северянин.
Тут в мою голову проникла интересная мысль. Ведь контрабандисты вообще-то понятия не имеют, кто попал к ним в руки. Как-то не довелось нам с ними на эту тему пообщаться. Что, если попробовать выдать себя за своего? Тем более глазом не моргнул при известии, что потчевали меня пищей на свином жиру. Северянин бы выблевал все вместе с желудком.
А! Где наша не пропадала! Надо пробовать.
— Мать северянка, отец не знаю кто. Много кто им может быть.
— А сам-то откуда?
— Из Альлабы.
— Врешь!
— Не веришь — не надо.
— А как на остров попал?
— На Альлабу северяне налетели. Начали город жечь. Я с парой ребят на лодке ушел. Только править ею никто не мог, и нас далеко в море унесло. Пытались вернуться, но налетел ветер сильный, потом шторм начался. Не знаю, сколько нас носило, пока на камни у острова не выбросило. Лодку в щепки разнесло, я один до берега добрался.
— Посиди-ка здесь немного, — сказал надсмотрщик, опуская крышку люка.
Неужели он и правда думал, что за время его отсутствия я могу куда-то уйти?!
Вернулся контрабандист не так уж быстро, причем не один. Крышка поднялась, совсем другой голос, резкий и неприязненный, вопросил:
— Что за вранье ты тут перед Стредом развел? Какая Альлаба? Какая лодка?
Я почти слово в слово повторил свою историю, каждым звуком пытаясь доказать ее высшую правдивость. Странно, что только сейчас додумался озадачить контрабандистов. Им ведь даром не нужен раб родом с юга. Достаточно ему раскрыть рот — и любой потенциальный покупатель вызовет стражу. Там с этим строго: вольных людей хватать не смей! Нужен живой товар — вали за ним на север.
Надеюсь, они не додумаются мне язык вырвать…
— Говоришь, из Альлабы? А скажи-ка мне: сколько башен на стене, которая отделяет порт от города?
— Одна была, да и та небось сгорела.
— А жил там где?
Я заранее готовился к такому вопросу — ведь в команде контрабандистов наверняка имеются бывшие бойцы от, ушедшие оттуда по своей воле или изгнанные. Так что город знать должны. Мне в этом с ними, конечно, не сравниться, но разок там побывать пришлось. На память не жалуюсь, потому, припомнив вывеску одного из рядовых заведений, уверенно ответил:
— Последнее время ночевал в «Раздвинутых ножках».
— Смотри-ка! В таких приятных местах ночевал! Не врешь?
— Не хочешь — не верь…
— А я человек доверчивый. Денег-то хватало?
— Мне еще и приплачивали.
— Это как?!
— Так я же не как клиент, а делом занимался. С Лысым Даком выволакивал на улицу тех, кто поиздержался или мебель ломать начинал.
— Что за Лысый Дак? Почему я его не знаю?
— Ну вообще-то он не император юга, так что всем его знать необязательно. И ты, должно быть, досуха кошель не спускал, если бывал в «Ножках», потому мог его ни разу не увидеть.
Вышибалы в заведениях такого рода — обязательный предмет. Правда, знакомством с ними могут похвастать далеко не все. Поди докажи теперь, что такого «сотрудника» там никогда не было.
— А до «Раздвинутых ножек» где ошивался?
— Макиляку в порту помогал, за это спал в его сарае.
— И чем это ты ему помогал?
— Да он вечно нажрется и дрыхнет в навозе, а ота приходит из похода, оружие скидывает прямо на землю — и бегом в город, к шлюхам и бормотухе. Вот я и перетаскивал это добро, а то Тью очень ругался за непорядок, и не только он.
Про Макиляка я знал лишь из короткого разговора между стражником и сторожем порта, свидетелем которого стал во время налета на Альлабу. По сути, все мое знание сводилось лишь к тому факту, что Макиляк состоял в какой-то непонятной должности при портовом арсенале, регулярно употреблял крепкие спиртные напитки и не менее регулярно спал в навозе.
По сути — все это я сейчас и выложил.
— Так Макиляка еще в шею не выгнали?! — изумился невидимый собеседник.
— А кто выгонит? Говорят, есть большие люди, из-за которых его терпят.
— И что же он такое сделал для больших людей, раз этот проспиртованный бурдюк терпят?
— Всякое поговаривают. Слышал и такое, что помоложе он смазливым был и кое-кто из любителей мальчиков заметил это и оценил.
Наверху хохотнули в два голоса и уже куда спокойнее, без наезда, спросили:
— А жил вообще чем?
— Да так. Где возьму, где найду…
— В Альлабе за воровство руку принято рубить. Не боялся, что догонят?
— Сосчитай мои руки: ни разу еще не догнали.
— Экий ты прыткий, как послушать… Голова-то не болит?
— Чего ей болеть?
— А после вчерашнего.
— Так то вчера было.
— Зачем драться полез?
— А чего ваши на меня бросились ни с того ни с сего? Я их даже пальцем не трогал.
— Девка откуда?
Неприятный момент. Нью не в курсе моих фантазий, и приплести ее к своему исходу из Альлабы не получится. Допросят отдельно — и мигом определят, что рассказы сильно различаются. Надеюсь, у нее хватит ума не слишком много городить, потому расскажем контрабандистам нечто похожее на то, как было на самом деле.
— На острове ее нашел. Откуда взялась, сам не знаю. Похоже, умом она слегка тронулась, странная очень и глупости вечно несет. Думаю, с купеческого корабля. Наверное, разбился в ту же бурю. Платье на ней не дешевое и вещицы дорогие.
— Из каких купцов? Из северных?
— А разве северные купцы в таких краях бывают?
— Твоя правда: не бывают. А о чем вы с ней ночью шептались? Мои охламоны слушать пытались, да ни слова не поняли. Говорят, чудные слова, ни разу таких не слышали.