прокомментировала мама Владика и положила пакет молока на нижнюю полку.

– Ну вы же мне его никогда не купите.

В голосе мальчика слышались одновременно вызов, обида и надежда.

– Никогда, – спокойно подтвердила бессердечная родительница. – Давайте лучше поужинаем.

– Не хочу я есть. Пойду тогда досниму ролик. И выиграю!

– Успехов. Мы в тебя верим!

Когда сын ушел в свою комнату, Катя посмотрела на мужа:

– Ты как? Живой после этой конференции?

– Не совсем.

– Есть будешь?

– Да, наверное, тоже нет. Пойду лучше лягу.

– Ну вот, опять готовила, старалась – и все зря! Впору выбрасывать! Твою баранину все равно никто не ест…

Но Петр пошел в спальню и быстро закрыл дверь. Однако уснуть никак не получалось, хотя усталость буквально размазала его по кровати. Из темноты постоянно всплывали какие-то образы, в голове непрерывно крутились беспокоящие мысли.

«Какого черта тебе неймется? – задал самому себе вопрос Зигунов. – Дело уже раскрыто. С Лариным работает московский психиатр. Есть добровольное признание. Так чего же тебе еще не хватает? Что не устраивает? Ларин псих? Безусловно. Перемогин уже дал первичное заключение о невменяемости задержанного. Да там и подтверждений не нужно – вполне хватит сообщений, которые он настрочил в интернете. С какой стороны ни посмотри, все сходится: и психологический портрет, который дал Перемогин, и заявления самого Ларина, и даже улики вроде бы… Так что не так? Что?!»

Майор ворочался с боку на бок и скрипел зубами.

Что тебя так настораживает во всей этой ситуации? Что не нравится? Сам Ларин – вот что.

Ответ прозвучал в голове, будто грохот барабана.

Он, конечно, законченный психопат с миллионом запущенных комплексов. Но разве он тянет на литературного убийцу (тьху ты! Прилепился же дурацкий ярлык)? Разве за таким может пойти женщина, наплевав на семью и обязательства? Разве хватит ему ума (или безумия), чтобы спланировать три убийства? И не просто убийства – с этим он, пожалуй, справился бы, – но театральные постановки, в которых важны детали и реквизит… А еще в плюс к этому… как он там сказал? «Что у вас дальше по сюжету»? У ВАС! Не «у меня», не просто «что дальше по сюжету», а именно «у вас». Будто не он руководит действом, не он ведет этот самый сюжет, а всего лишь подстраивается под него. Как персонаж или сторонний наблюдатель, но не автор. Может ли такое быть? Укладывается ли это в логику событий? Что-то не очень. Создается впечатление, что Ларин считает всю эту историю некой книгой. Даже допрос, да… даже допрос, похоже, ему представлялся сценой из какого-то произведения.

Черт! Если так, то снова все укладывается в теорию Перемогина. Ларин – маленький человек, который совершает все действия как бы не лично, а посредством известных персонажей. Он и на самом деле (в своем мире) только сторонний наблюдатель, читатель книги, события происходят помимо него – он только смотрит за их развитием.

И опять мы возвращаемся к вопросу: так что же не так со всей этой ситуацией? Что не так с Лариным? Нет ответа. Только расплывчатое ощущение. Чуйка, сформировавшаяся за годы работы, за десятки расследований.

Зигунов бесился от того, что не мог найти точку опоры. Хоть какую-нибудь внятную зацепку, которая дала бы возможность раскручивать сомнения не в голове, а в реальности. Искать улики, строить обоснованные гипотезы. Делать свою работу, а не вариться в беспокойстве и недовольстве ситуацией. Но ничего не получалось.

Внезапно в темноте зажужжал телефон. Как ни странно, но майор даже обрадовался этому неожиданному звуку – он позволил вырваться из замкнутого круга, по которому уже в сотый раз пробегали его рассуждения.

– Зигунов слушает.

– Петр Сергеевич, – раздался в трубке голос Чигаркина, – у нас еще одно убийство.

– Еще одно? Что значит…

– Сами увидите. Я уже отправил за вами машину, будет минут через десять.

– Хорошо.

Служебный автомобиль остановился на улице Московской перед фешенебельным домом. В центре, конечно, все дома ничего себе, но этот выделялся даже среди них. Судя по всему, здесь обитали самые сливочные сливки местного общества. Ну, блин! Вот же подкинула вселенная подляну: с таким контингентом работать – прямой путь к язве. На каждый чих находится адвокат, а уж права покачать и продемонстрировать свою охренительную значимость – только дайте. Ладно, соплями делу не поможешь.

У подъезда Зигунова ждал участковый. Он проводил его до квартиры, но по существу дела ничего не сказал. А по бледно-зеленому цвету физиономии было понятно, что дела обстоят не очень хорошо.

В огромной зеркальной прихожей Петра встретил Чигаркин.

– Не добрый вечер, товарищ майор, – с усталой иронией поприветствовал он патрона.

– Что у нас?

– Молодая женщина, двадцать три года, зовут Мила Котайкина. Работала, как сказал сосед, моделью и певицей, была очень популярна в соцсетях. Денег у нее было явно предостаточно, но следов ограбления нет.

– Я, похоже, про нее слышал, – хмыкнул Зигунов. – Сумасшедший поклонник?

– Думаю, вряд ли, – скривился Чигаркин. – Рекомендую глубоко вдохнуть перед тем, как зайдете в комнату, – зрелище не для слабонервных.

– Все так плохо?

– Не то слово. Убийца, похоже, совершенный псих. Я такого давно не видел.

Опера прошли через огромный коридор, увешанный постерами, коллажами из фотографий, мультяшными изображениями кошек, и вошли в бело-золотую гостиную, посреди которой возвышался белоснежный рояль… Вернее, когда-то он был белоснежным, а сейчас его поверхность густо покрывали потеки кровавой рвоты. На крышке стоял замысловатый кубок из хрусталя, в который было налито шампанское (судя по пузырькам на стенках), а рядом валялись листы партитуры, придавленные стилизованным под старину крупным перстнем.

Бумага с нотами почти полностью пропиталась красным.

Здесь же, у самых ножек рояля, разметалось поломанной куклой тело жертвы. Если когда-то это и была молодая девушка, сейчас это сложно было понять, так как от ее лица осталось только кровавое месиво, сквозь которое местами проступали кости черепа. Запекшиеся пузыри крови и вздутые куски плоти не позволяли даже представить, как Мила Котайкина выглядела при жизни. Худенькая, довольно высокая, длинные светлые волосы с несколькими яркими разноцветными прядями. В шелковых шортах и майке, на левом предплечье милая розовая кошечка с длинными ресницами… Постойте… Что?!

– Как, ты сказал, ее зовут? – переспросил Зигунов Чигаркина, чувствуя, как внутри все леденеет.

– Мила…

– Мила Милый кот, – не совсем внятно сказал кто-то сбоку.

Петр повернул голову и встретился с мутным взглядом парня лет двадцати пяти. Тот стоял, покачиваясь, как дерево на ветру. На нем был дорогой спортивный костюм и домашние тапки. А еще майор уловил отчетливый запах травы, который от него исходил, и, очевидно, не сена.

– Это понятой.