лет, выглядела она совсем молодо, от нее так и веяло жизнелюбием и здоровьем.

«Как похожа на Аню! — подумал Косачев. — Вылитая мать».

— Замерз? — спросила Тамара.

— У нас холоднее, — сказал он, отходя от вешалки. — Веди-ка к Сергуньке. Где он там, озорник, небось не ждет деда, не знает, что приехал? Это сюрприз?

— Тише, услышит, — кивнула головой Тамара, передавая отцу аквариум. — Вот обрадуется, смотри, чтоб не сбил тебя с ног.

Косачев, неся перед собой подарок, торжественно пошел вслед за Тамарой в комнату внука.

Увидев деда, мальчик бросил игрушки, кинулся навстречу с радостным криком:

— Дедушка приехал! Деда!

Увидев в руках Сергея Тарасовича большой сверкающий стеклянный аквариум с разноцветными рыбками, Сережа застыл от восторга:

— Это мне, деда?

— Тебе, — кивнул улыбающийся Сергей Тарасович. — Принимай подарок. Бери!

Косачев опустил аквариум прямо на ковер, обнял обеими руками теплую головку внука, поцеловал в лоб.

Мальчик, прижавшись к деду, не мог отвести от рыбок своих чистых сияющих глаз.

— Вот какие рыбки. Нравятся?

— Они настоящие?

— Живые, — сказал Косачев. — Самые настоящие.

Тамара накрывала на стол, позванивала посудой, выбегала на кухню и снова возвращалась в столовую. Она была рада приезду отца, ей было приятно, что он с такой любовью относится к Сереже, так трогательно играет и разговаривает с внуком.

— Иди сюда, папа. Наверное, проголодался? Веди дедушку к столу, Сережа.

— А где же Иван? — входя в столовую, спросил Косачев. Он только теперь заметил отсутствие Тамариного мужа.

— В Тюмени застрял, на газовых промыслах.

— Какая досада! — сказал Косачев, принимаясь за еду. — А у меня к нему дело, хотел посоветоваться. Надолго улетел?

— Послали на две недели, а уже второй месяц сидит. Там у них тысячи проблем.

— Верно, дел у нашего брата теперь по горло. Нефть, газ, трубы. Фантастика!

— Некстати это все получилось, — продолжала Тамара. — Ване вот так нужно быть в Москве, а его не отпускают. Диссертация летит, не дают закончить.

— Не в диссертациях суть, дочка. Главное, принести пользу практическим делом; рассуждать да расписывать теперь многие умеют.

— Все же звание доктора наук, — возразила Тамара. — Для морального удовлетворения важно, и почет, и зарплату прибавят.

— В таком разе согласен, жмите на диссертацию. А как твои дела? Как ты живешь?

— Все хорошо, папочка. Преподаю, заканчиваю аспирантуру. Сережу воспитываю.

— Правильно делаешь. Учи его уму-разуму, береги от хворей разных, пусть растет настоящим человеком. Он у нас умница, красавец, богатырь! Косачевская кость. Записала бы ты его на нашу фамилию?

— У него отцовская есть, — погладила пушистую голову сына Тамара. — Как положено.

— То-то и говорю, что отцовская, да не наша, косачевская.

— Зачем так говоришь, деда? — засмеялся мальчуган. — Я же Сережа Полухин.

— Я пошутил. Полухин так Полухин. Тоже неплохо.

Дед потрепал внука по щекам, поднял его над столом и, опуская на пол смеющегося, раскрасневшегося шалуна, повернулся к дочери, говоря:

— Спасибо тебе, Тамарочка, за хлеб-соль, мне пора. Не надумала к нам на завод? Прекрасную лабораторию открыли. А хочешь преподавать, пожалуйста, дела сколько угодно.

— Что ты, папа? Мы теперь коренные москвичи.

Отец понимающе кивнул головой:

— Мир и счастье твоему дому, доченька. Хорошо у вас, уходить не хочется, а надо. Давай-ка руку, Сергунька. Пока!

Мальчуган бойко размахнулся ручонкой, хлопнул по дедовой ладони:

— Останься, деда, не уходи!

— Не могу, внучек. Никак не могу. — И совсем обычным, деловитым тоном сказал дочери: — Дел у меня, Тамара, чертова пропасть. Сегодня в главке, завтра у министра, в Госплане… Ни одной свободной минуты.

Он еще раз обнял внука, поцеловал Тамару.

8

Перед совещанием в ЦК министр еще раз собрал трубопрокатчиков, экспертов и представителей заинтересованных ведомств. Вопрос ставился гораздо шире, чем представлял себе ранее Косачев. Речь шла о выработке встречных предложений всей отрасли по реконструкции цехов и заводов в целях обеспечения дополнительного увеличения производства труб.

Среди присутствующих было много знакомых Косачеву директоров заводов, работников главков, плановиков, финансистов, сотрудников проектных институтов. Народу собралось много, были и москвичи и иногородние, некоторые прибыли на совещание, видимо, прямо с аэропорта, торопливо расстегивали портфели, доставали расчеты, схемы, тихо шуршали бумагами.

После короткого вступительного слова министра начали докладывать директора заводов. Говорили коротко, конкретно, одни волновались, другие спокойно и уверенно излагали свои соображения. Косачев внимательно слушал и ждал, когда дойдет его очередь. После выступления третьего или четвертого оратора встретился глазами с министром, приподнял руку, но министр не дал ему слова, тихо сказал:

— Подожди. Послушай.

Почти все выступающие говорили толково, разумно, высказывали неожиданные и смелые технические идеи. Косачев даже позавидовал одному директору, который убедительно рассказывал, как его завод собирается увеличить выпуск продукции, не покупая нового оборудования и не расширяя производственной площади.

«Это почти наш вариант», — подумал Косачев, но тут же мысленно похвалил самого себя: «Наш проект лучше. У них все еще только в уме да на бумаге, а у нас уже дело делается, нас не догонишь».

Министр слушал ораторов и изредка перебивал, задавал вопросы. Все чаще раздавались реплики работников Госплана, Минфина.

Вскоре Косачева стала утомлять перекрестная словесная дуэль, он перестал вникать в подробности и детали предложений других людей, сосредоточенно думал о том, как лучше выступить ему самому, и напряженно ждал, когда министр предоставит ему слово.

Наконец Павел Михайлович обратился к Косачеву:

— Пожалуйста, Сергей Тарасович.

Косачев поднялся с места, спокойно стал излагать свой план изготовления нового вида труб большого диаметра. Когда он сказал, что завод работает над созданием двухшовных труб, в зале поднялся гомон, с разных сторон раздались восклицания:

— Ловко придумали.

— Широкий диаметр с двумя швами? Смело.

— Выйдет ли?

Не обращая внимания на реплики, Косачев продолжал свою речь ровным тоном, а под конец не выдержал, заговорил горячо и громко, обращаясь к министру:

— Поверьте нам, Павел Михайлович, наш коллектив готов выполнить эту задачу.

После Косачева выступило еще несколько человек. Дискуссия разгоралась, кое-кто горячился, брал слово два и три раза. Когда все высказались, министр стал подводить итоги и сообщил, что находит целесообразным просить ЦК и Совмин включить в план новой пятилетки те встречные предложения, которые были наиболее обоснованы как реальные и перспективные для народного хозяйства. В числе таких предложений министр назвал предложение Косачева, сказав при этом о выделении дополнительных средств.

Косачев облегченно вздохнул. Кажется, все пошло так, как ему хотелось. «Министр занял мудрую позицию, по-государственному ведет дело».

По залу неожиданно пошел гул, раздались реплики, кто-то сказал из угла:

— Извините, Павел Михайлович. Можно два слова?

Это насторожило Косачева: как бы не повернулось колесо в иную сторону.

Заговорил экономист Бирюков. Он возбужденно и настойчиво стал