class="p1">По дороге мы заехали в кондитерскую, где она купила медовик.

– Он очень любил его в детстве, – пояснила она мне.

Я вспомнила, что однажды тоже покупала ему этот десерт.

«Видать угадала!» – радостно подумала я.

Мы подъехали к клинике. Я закрыла машину и подошла к воротам. Моя спутница взяла меня за руку.

– Яна, я боюсь, – прошептала она.

– Пойдемте, – улыбнулась я, когда охранник открыл нам калитку.

Мы зашли в холл.

– А это кто? –поинтересовался сторож, указывая на мою учительницу.

– Это со мной, – отрезала я.

Он отступил. Я попросила спутницу подождать, а сама заглянула в палату. Там никого не было.

«Наверное, в тренажерке!» – подумала я, и, заведя Ольгу Павловну в комнату №8, пошла искать санитара и пациента.

Зайдя в спортивную комнату, я увидела, как Герман и Ваня дурачатся, смеются.

– Ах, вот, чем вы занимаетесь в моё отсутствие! – весело окликнула их я.

– Он только с велосипеда слез! Честно! – объявил мой коллега.

– Где ты была? – с улыбкой спросил мой подопечный.

– Ездила за подарком для тебя, – ответила я.

– Каким ещё подарком? – удивился он.

– Увидишь. Всему своё время, – повторила я его же слова. – А сейчас быстро в душ, а потом в палату!

Они послушно поехали в ванную комнату.

11.30.

Я вернулась к нашей гостье. Она сидела за столом у окна и разглядывала помещение.

– Как Вы тут без меня? – поинтересовалась я, ворвавшись в комнату № 8.

– Господи, Яна, у меня аж сердце остановилось! Я думала, что это он!

Я её предупредила, что самостоятельно он пока что не может передвигаться, да и дар речи к нему вернулся только этой ночью. Также я объяснила ей, с чем это связано, и что он вовсе не болен, ни физически, ни психически.

11.47.

Ваня открыл дверь в палату.

– В этот раз мы очень даже быстро приняли душ! – раздался весёлый голос Германа.

Я видела, как замерла его мать. Санитар ввёз его в помещение и развернул коляску к нам.

Мой подопечный замер, а улыбка спала с его губ. Наступила гробовая тишина, длившаяся около минуты.

– Сынок, – наконец прервала её гостья.

– Мама? – догадался Герман и подъехал ближе.

Она упала на колени рядом с его креслом и заплакала. Он обнял её, и так они сидели очень долго.

Я подошла к Ване.

– Пойдём, – прошептала я, – не будем мешать.

12.24.

Я подошла к двери и прислушалась.

– Мама, как я рад, что ты приехала! – прозвучал его голос.

– Это всё твой доктор, – с какой-то бездонной добротой говорила она.

– Яна… – вздохнул он.

– Ты влюблен? – заметила она.

– Да, мам, очень.

– Я знаю её очень давно… И могу точно сказать, что ты сделал правильный выбор.

– А как папа? – вдруг сменил тему он.

– Папа… – протянула она, и в этот момент я зашла в палату.

– Герман, сейчас будет обед… Ты пойдешь? – уточнила я, стараясь увести его от разговора об отце.

– Шутишь? – усмехнулся он.

– Повара исправились, честно. Я сейчас была на кухне, и всё оказалось куда лучше, чем я ожидала.

– Твоя революция дала плоды?

– Есть такое… – улыбнулась я.

– Продолжим после, – оставил он напоследок фразу для матери.

Ваня, стоявший за мной, вывез его из палаты.

– Спасибо, что отвлекла, – поблагодарила меня Ольга Павловна.

– Не за что…

Мы отправились в столовую, а гостья покинула нас, вызвав такси и пообещав приехать в понедельник.

12.59.

В кой-то веки, на обед подали съедобный суп из говядины, макароны со вкусной котлетой на пару и яблочный компот.

Мы с поварихой улыбнулись друг другу, а потом я пошла к Герману.

Теперь же мы уже сидели в палате.

– Спасибо, что нашла её! – поблагодарил он меня.

– Не за что, – ответила я и забралась на кровать рядом с ним.

– Теперь нам будет скучно в моём мире… – заметил он.

– С чего ты взял?

– В реальности сейчас намного интереснее.

– Вот как ты заговорил! – фыркнула я.

Он улыбнулся, я подлезла к окну и закрыла жалюзи.

13.26.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – уловила я на себе его взгляд, когда он сидел за столом возле своего сказочного домика.

– Часть меня желает всеми силами защитить тебя от самого себя, а другая – умоляет, чтобы ты осталась здесь… Так что не спасай меня, я заперт во тьме своего разума, не зацикливайся на мне, я ослеплен своими ошибками. Прошу, спаси меня, хоть всё равно ничего не изменится…

– Ты сам себе противоречишь…

– А ведь я тебя предупреждал, – усмехнулся он, растопляя мое сердце своим горячим взором.

– Позволь тогда уж мне решить, оставить тебя, бесполезны ли все мои старания, или тебе действительно нужна моя помощь.

– Не хочешь вина? – без особого интереса глядя на пьющих чай, спросил у меня Герман.

– Почему бы и нет? – поддержала я его идею.

Мы зашли в дом. Он провёл меня в кухню, усадил за барную стойку, открыв какой-то ящик, достал бутылку.

В моём бокале оказался алый напиток. Мы выпили вина. В горле слегка запершило.

– Ещё? – предложил он.

– Нет, – отказалась я, – а то ещё напьюсь, и в живых тебе не остаться.

Он улыбнулся, ухватив смысл намёка и убрал бутылку.

– Пойдём, прогуляемся… – произнёс хозяин дома.

– Где? По лесу что ли?

– Да, ты против?

– Хорошо, пойдём.

Я спрыгнула с барного стула и прошла к двери.

На улице было великолепно: тепло светило солнце, пели птицы… Мы пришли к лесному ручью. Он снял сюртук и бросил его на траву, оставшись в белоснежной рубашке с тремя расстёгнутыми вверхними пуговицами.

– Жарко здесь, – заметил он.

– Ох, чую не к добру всё это, – кокетливо усмехнулась я.

– Поиграем? – заманчиво предложил он.

– С тобой?

– Ты здесь ещё кого-то видишь?

– После ещё одного бокала – видела бы! – засмеялась я, и он вместе со мной.

Он начал наступать, а я отходила назад, пока не уперлась спиной в ствол дерева. Герман подошёл вплотную и упёрся руками в кору по бокам от моей талии.

– Не хочешь играть, так и скажи, – сладко шептал он мне на ухо.

– Нет, я хочу… – отвечала взаимностью я, падая в похмельное забытье, – только во что?

– Называется «догони жертву» …

– А кто жертва? Ты? – улыбнулась я.

Он отстранился, посмотрел мне в глаза и засмеялся.

– Хочешь быть хищником? – наконец спросил он.

– Нет, но за тобой бы поохотилась… – прошептала я, почти прижавшись губами к его шее.

– Позволь в этот раз мне быть охотником. Я дам тебе фору.

– Ммм, – протянула я, – как благородно…

– Этого у меня не отнять, – усмехнулся он и убрал