Шрифт:
Интервал:
Закладка:
15.20.
В палату ворвался ветер.
– Хватит дрыхнуть, сони! – громко объявил санитар.
– Яна, можно я его задушу? – сонно спросил у меня Герман.
– Можно, – разрешила я, сильнее прижавшись к нему щекой.
– Я сам вас сейчас задушу! Филин изъявил желание пообщаться! – предупредил Ваня.
– С кем? – испугалась я и села на кровати.
– Ну, уж точно не с нами, а с пациентом!
– Блин, –выругалась я и, вскочив на ноги, вышла босиком в коридор.
– На, надень, – поставив рядом со мной мои ботинки, сказал санитар.
– А чего он вдруг? – всё ещё переживала я.
– Моча в голову ударила.
– Блин, не смешно!
Я услышала голос главврача, который спускался по лестнице и разговаривал по телефону. Я забежала в палату, отодвинула свою кровать от кровати Германа, заколола волосы в «крабик» и села за стол у окна.
Филин вошел в помещение.
–Как у вас дела? – спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Вот, только проснулся, – ответила я и подошла к нему.
– Как ты себя чувствуешь? – уточнил он у Германа.
Мой подопечный посмотрел на меня в ожидании помощи. Я улыбнулась ему и кивнула.
– Знаете, – заговорил он, – намного лучше, чем при предыдущих врачах!
– Значит, этот врач, – указал Филин на меня, – тебя устраивает?
– Более чем, – подтвердил пациент.
– Видишь ли, Герман, – многозначительно произнес главврач, – у этой девочки совсем мало времени, чтобы вылечить тебя и, тем самым, спасти твою жизнь. Будь добр, не обижай её.
Его собеседник улыбнулся мне и объявил свое согласие.
Филин подошел ко мне.
– Что ж… Прогресс, так сказать, «на лицо». Думаю, что у Вас всё получится, – сказал он и вышел из палаты, но потом заглянул и добавил: – Не знаю, какими методами Вы его лечите, но они действительно дают свои плоды.
16.00.
– Я скоро должна буду уехать… И Ваня тоже… С тобой останется Валера… – с грустью произнесла я, сев на край его кровати.
– Не бойся. Я переживу эти выходные.
– Давай я привезу в понедельник ноутбук и диски. Будем фильмы смотреть.
– Я не знаю, что это такое, но кино – это хорошо. Вези.
– Ах, да! Точно! Когда тебе было пятнадцать, всего этого ещё не изобрели.
– Ещё мама обещала приехать в понедельник.
– Да. У тебя будет насыщенный день! Тебе нужно отдохнуть перед ним.
Герман сидел в коляске, поэтому подъехал ближе ко мне, обнял и прижался щекой к моему животу.
– От тебя действительно пахнет круассанами и мёдом, – заключил он.
16.24.
Мы вышли в сад. Здесь было прохладно, солнце спряталось за крышу клиники.
– Я так не хочу от тебя уезжать, – призналась я.
– К сожалению, Валерик не в курсе твоих методов лечения…
– Мне кажется, уже все в курсе.
Он пожал плечами.
Сидя в тени кустарника, мы обсуждали наши планы на грядущую неделю.
– Отдохнешь в выходные от занятий физкультурой, – нашла я положительный момент.
– В этом нет ничего хорошего.
– Кстати, а что ты будешь делать, когда тебя выпишут?
– Ещё не думал об этом… – не сразу ответил он.
17.00.
Мы вернулись в палату, я распахнула окна, чтобы впустить свежий воздух.
– Я сейчас вернусь, – предупредила я Германа и отправилась в кабинет Филина.
Взяв у него пропуск для Ольги Павловны, я заглянула в комнату для персонала. Санитары пили чай.
– О, Янка, – увидел меня Валера.
– Можно тебя на минутку? – позвала я его.
Он вышел со мной в коридор.
– Что случилось? – испугался он.
– Ничего. У меня к тебе просьба есть.
– Слушаю, – заинтересовался мой собеседник.
– Герман идет на поправку. Он уже заговорил со мной. Я тебя очень прошу, не спровоцируй обратный эффект.
– Хах, чем я могу его спровоцировать?
– Своим поведением.
– Ладно, буду вести себя максимально корректно.
– Спасибо.
17.32.
Я вернулась в палату.
– Где была? – поинтересовался Ваня.
– Пропуск для Ольги Павловны достала, – ответила я.
– Убила что ли кого? – удивился санитар.
– Почему?
– Здесь просто так пропуски никому не выдают.
– Нет, сослалась на лечение.
– Просто у вас, у врачей всё! – усмехнулся мой коллега и оставил меня с пациентом наедине.
Я села на край его кровати и посмотрела ему в глаза. Они были очень печальными.
– У нас осталось полчаса, – зачем-то напомнила я.
Он взял меня за руку, а по моему телу пробежал легкий холодок.
– Буду тихо, мирно существовать здесь два дня, –задумчиво произнес он.
– Можешь шумно, с песнями, танцами! – улыбнулась я.
– Нет, спасибо, – немного оживился он, – не хочу тебя подставлять. А то эти психи подумают, что у меня обострение!
«И это говорит тот, кто лежит в психиатрической клинике…» – подумала я.
Меня слегка передернуло, то ли от холода, то ли от тоски, которую я старалась скрыть всеми силами.
– Что с тобой? –забеспокоился Герман.
– Не знаю, морозит, наверное.
Он отодвинулся на другой край кровати, освобождая мне место. Я легла рядом с ним. Он крепко прижал меня к себе. Весь мир мне показался таким пустым в тот момент.
– Я очень… – зашептал он мне нежно в ухо. – Слышишь? Очень… – я закрыла глаза, отдавшись во власть его голоса, – очень тебя люблю.
– Я тебя тоже, – так же сладко ответила я, а затем повернулась к нему лицом.
– Я хочу, чтобы ты знала, я никогда не пытался излечиться или очистить свою душу, но теперь я знаю, что ты умеешь возвращать к жизни. И сейчас я молю о большем, хоть и знаю, что ты – такое же лекарство, как и болезнь.
Он расправил мои волосы, лезшие в глаза, положил правую ладонь на мой позвоночник. Я ощутила жар.
Он коснулся своими губами уголка моего рта. Это было волшебно. Так невинно, но так красноречиво, словно он предлагал мне увлекательное путешествие по второму кругу ада, на котором, если верить Данте, ветер нещадно бросает души блудников и блудниц. Я уже почти готова была упасть с ним в эту бездну, сильнее прижимаясь к нему и, теперь уже сама, целуя его. Моё обнаженное колено скользнуло меж его бедер, заключенных в больничную одежду. Жар, казалось, сливался воедино… Два тела были готовы вспыхнуть в пламени, чтобы навсегда раствориться и стать пеплом, кремироваться, словно то было физически возможно.
Герман был таким близким, таким желанным, но таким чужим и далеким, что я не могла отдавать себе отчет в том, что сейчас происходило между нами.
Сейчас, спустя долгие годы, я могу описать это жуткое горячее чувство только словами:
Ich weiss, woran du denkst,
Nur ich kenne all deine dunkelsten Träume.