Вероятно, по случаю хорошей погоды господин Роджерс прибыл в школу пешком. Вот только что его не было, и Мария Александровна, изучавшая в холле последнюю стенгазету, со вздохом отвернулась от входных дверей и переместилась вправо, к расписанию уроков. И вдруг появился, возник на ярко освещенном крыльце – высокий, стройный, слишком моложавый для профессора в этом своем свитере и джинсах. Мария Александровна заморгала, глядя на игру света в его густых платиновых волосах, но тут же справилась с собой и медленно, величественно выступила ему навстречу.

Профессор охотно согласился пройти в начальную школу, чтобы продолжить начатую еще в пятницу дискуссию. Уже по дороге в кабинет он стал задавать Марии Александровне вопросы по поводу безударных гласных, третьего склонения имен существительных и глагольных окончаний, а уж в кабинете, расположившись, на правах гостя, со всем возможным удобством и вытащив свежий блокнот, принялся за нее всерьез.

Спустя некоторое время Мария Александровна почувствовала себя несколько утомленной и призвала на помощь более молодых, практикующих педагогов. Молодые педагоги, свободные от уроков (все, кроме Бельской, которой сегодня было не до «гарных хлопцев» ), откликнулись на зов незамедлительно. В кабинете завуча сразу же стало тесно, многолюдно и очень шумно.

Проходившие по коридору в столовую хмурые старшеклассники удивлялись – чего это ради училки подняли галдеж в таком всегда тихом и приличном кабинете завуча начальной школы; не иначе как готовят очередную каверзу против бедной мелюзги. А там, глядишь, и до нас доберутся! Ох, не к добру это, скорей бы уже каникулы!..

Проходившие по коридору в столовую педагоги-предметники останавливались, заглядывая в приоткрытую по причине духоты дверь, прислушивались, снисходительно улыбались – начальная школа, выпускники педучилища, что они понимают в высшей педагогике? Многие, не выдержав, заходили внутрь и присоединяли свое авторитетное мнение к той или иной группе спорщиков.

В результате профессору и примкнувшим к нему лицам был дан должный методический и дидактический отпор. И профессор вынужден был отступить.

Он заявил, что ему требуется время для осмысления всей полученной сегодня ценной информации. После чего как-то удивительно быстро исчез из переполненного кабинета, так что никто даже не успел спросить, куда он направляется и что будет делать дальше.

В это самое время двумя этажами выше, в библиотеке, трудовик сражался с тяжеленной доской, которой предстояло стать верхней полкой нового книжного стеллажа. У доски было на этот счет свое мнение. Она нипочем не желала укладываться своими выступами в нужные пазы, она то и дело норовила упасть на трудовика и расцарапать ему лицо и руки или, по меньшей мере, отдавить беззащитные пальцы ног в мягких домашних тапочках.

Изругав доску в пух и прах, энергично, но вполголоса (библиотекарша, вредная старуха, следила за ним неотрывно), он отошел в дальний угол и уселся спиной ко входу.

Через несколько минут кто-то вошел в библиотеку. Библиотекарша взволнованно закудахтала. Трудовик не прислушивался – напряженно сопя, он выковыривал из ладоней длинные узкие занозы.

Кто-то похлопал его по плечу. Он недовольно обернулся.

– Давайте я вам помогу, – предложил немец, указывая на стеллаж.

Вдвоем они легко и быстро уложили доску на нужное место – та даже не пикнула.

– Ну, спасибо! – сказал довольный трудовик, вытирая о халат потную израненную ладонь и протягивая ее немцу. – С меня причитается!

– Это очень кстати, Степан, – обрадовался немец, – я как раз хотел поговорить с вами, как… – Тут он замялся, подбирая подходящее выражение, и выдал: – Как мужчина с мужчиной!

– Давай, – тут же согласился польщенный и заинтригованный трудовик, – но не сейчас, а попозже, часиков в шесть. У меня в мастерской, а? Ну все, договорились. Жду.

С этими словами он покинул библиотеку, показав напоследок язык фиолетовому затылку библиотекарши, а профессор остался.

Он пробыл здесь до половины шестого, листая учебную литературу, попивая чай с липовым медом и наслаждаясь покоем. Чаем его угостила библиотекарша, которая, за всей своей внешней суровостью, была женщиной не менее чувствительной, чем прочие, чем вся эта легкомысленная и бездумная учительская молодежь. После того как профессор выразил восхищение богатыми библиотечными фондами и содержащимся в безупречном порядке алфавитным каталогом, она растаяла окончательно и даже позволила ему самостоятельно рыться на всех книжных полках.

Покоем же он наслаждался потому, что никто его здесь не тревожил. Как-то так получилось, что ни Манечка, ни прочие заинтересованные лица, потерявшие его след в начальной школе, не догадались ни заглянуть в библиотеку, ни тем более спросить о нем трудовика. Впрочем, трудовик, преисполнившись чувства мужской солидарности, им ничего и не сказал бы.

Профессор пробыл бы в библиотеке и дольше, но в половине шестого библиотекарша, покашливая, смущаясь и трогательно краснея, заявила, что ей пора закрываться. Она очень сожалеет, но рабочий день уже полчаса как закончился.

В изысканных выражениях поблагодарив библиотекаршу и пообещав как-нибудь заглянуть еще, Карл сложил книги аккуратной стопкой, попрощался и вышел в коридор. Там он, видимо, задумавшись, повернул не направо, к главной лестнице, шумной и оживленной, а налево, к тихой и безлюдной боковой.

Отсюда с лестничной площадки узкий ход вел наверх, на чердак, к лаборантской кабинета физики и некоторым другим, наглухо запертым помещениям. О том, что там находится и почему они всегда заперты, никто толком ничего не знал – кроме завхоза, разумеется.

Поговаривали даже, что там водятся привидения.

Так или иначе звуки, доносившиеся оттуда, из пыльного закутка между входом в лаборантскую и пожарным стендом, бывали иногда настолько странными, что педагогам из расположенных поблизости кабинетов приходилось, вооружившись деревянными указками, прямо посредине урока подниматься наверх и восстанавливать там порядок.

Так же и в этот вечер сверху доносились звуки какой-то возни, и господин Роджерс, любопытный, как все директора, решил проверить, в чем там дело.

В закутке двое рослых и упитанных восьмиклассников лупили щуплого черноволосого мальчишку года на два младше и по меньшей мере на голову ниже каждого из них. У мальчишки был уже расквашен нос, но, несмотря на это, держался он стойко, отвечал ударом на удар и просить пощады явно не собирался.

Оценив обстановку, Карл одной рукой перехватил кулак, занесенный над головой черноволосого, а другой придержал нападающего за шиворот, дабы тот от неожиданности не упал.

Видя это, второй нападающий попытался было просочиться мимо на лестницу и удрать, но щуплый мальчишка сделал ему подножку. Плотный восьмиклассник тяжело шлепнулся о бетонный пол и выругался нехорошими словами.

Карл, не выпуская первого, поднял и его за шиворот и легонько встряхнул.

– Ваши имена, молодые люди, – потребовал он.