Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понятно… Спасибо… Спасибо, что не оставили ее там…, — слезы опять навернулись на глазах, а к горлу подкатывал комок. Вот прям сейчас одновременно хотелось остаться одной и, чтобы он никуда не уходил.
— Все совсем наоборот… Я ей должен теперь много… а отдать не смогу…
Всё! После его слов слезы сами полились, он услышал всхлипывание, пододвинулся и обнял.
— Буквально на днях она привела Скелета — огромного худого сенбернара, попавшего в беду после смерти хозяев. Вот как она ему объяснила, что есть место, где его накормят? А он поверил и пошел! А Дэн взял их, собаку и хозяйку-школьницу Катю, под свою опеку, и теперь они гуляют втроем, а Дэн вроде как теперь не только за собакой ухаживает…, — несла я всякую чепуху.
— Кто такой Дэн?
— Волонтер.
— Что вы обычно делаете… дальше?
— У нас есть свое кладбище, — сразу поняла я его. — Только, боюсь, что отсюда уже всё увезли, даже лопаты.
— С этим проблем нет, я купил по дороге.
Дом, в котором был расположен приют, был на самом отшибе, потом шла линия электропередач, за которой начинался лес. Вот там мы и устроили кладбище, а спасла его от застройки эта линия.
Когда все было закончено, мы переминались с Владиславом у его машины.
— Я могу тебя отвезти, куда тебе нужно.
— Нет-нет, спасибо, у меня еще есть дела. Спасибо еще раз.
— Еще раз это скажешь, — глаза Владислава стали узкими, на секунду вернулся Мефистофель, — и я тебя отшлепаю. Вот прям этой лопатой.
Я кивнула, что поняла. Чуть улыбнулась. Он меня даже отвлек.
Мне очень хотелось побыть одной. Я вернулась к приюту и опустилась на крыльцо. Солнце медленно клонилось к горизонту, щебетали птицы, стрекотали кузнечики, а Жульки уже нет. В телефоне постоянно тренькали сообщения, все отчитывались и делились впечатлениями об устройстве на новом месте. У всех все было хорошо, и это знание теплом растекалось внутри, только вот Жульки больше нет… Я отключила телефон. Все будет хорошо, все со всем справятся, а мне нужна минута тишины, потому что моей Жульки больше нет… И как будто плотина прорвалась, я склонила голову на скрещенные руки и наконец дала волю слезам, потому что, когда хочется реветь надо реветь, по приюту, которого больше нет, по несбывшимся планам и мечтам и потому… что моей Жульки больше нет.
— Хм, — услышала я рядом и вздрогнула. В привычной тишине, окружающей меня, это прозвучало как гром средь ясного неба. Он стоял у калитки с коробкой пиццы.
— Я не мог дозвониться, — сказал он и открыл коробку.
— Телефон… отключился… А как давно вы уехали?
— Ну, час, наверное…
— Час…
От запаха пиццы у меня заурчало в желудке. Я взяла два куска, сложила их вместе и начала есть. Я уже полдня не ела! Владислав с интересом наблюдал.
— Появилась информация, — начал Владислав, — что можно воспользоваться складскими помещениями в качестве приюта. Они находятся на окраине города, по назначению уже не используются.
— А сколько будет стоить аренда?
— Нисколько. И посмотреть можно прямо завтра. Я могу отвезти.
— Тогда я позвоню Ане, спрошу, сможет ли она тоже завтра, было бы хорошо, чтобы она тоже посмотрела.
Аня была свободна, и мы договорились, что Владислав завтра заедет за мной и Аней. Я выдохнула, какие хорошие новости. Взяла еще два куска, тем более, что Владислав с первым никак не мог справиться.
— Боже, какое счастье, — воскликнула я. — Спасибо большое!
— Пожалуйста.
— А как ты пришла к этому? — неожиданно спросил он.
— К чему «к этому»?
— Приют.
Я глубоко вздохнула, подумала и начала свой рассказ после того, как доела пиццу:
— Я мало кого посвящаю в эти детали… Два года назад погиб мой муж. В автокатастрофе. Он опаздывал на встречу, поэтому взял такси, в которое врезался грузовик. Водитель не справился с управлением. Так было написано… в протоколе. Тогда для меня все закончилось. Я с ним вместе погибла… Мы были женаты полгода… Потерялся смысл жизни… желание жить… все исчезло: ни запахов, ни вкусов, ни жизни… я ни с кем не общалась, никуда не выходила, ни на работу, ни в магазины…
Однажды я все-таки вышла, когда уже несколько дней как закончилась еда. Сил было мало, помню тогда передвигалась от лавочки к лавочке. Я как раз сидела на ней. Рядом под кустом скулила собака. Не помню, почему я тогда поползла под этот куст: она была очень истощенной и напоминала меня, на предплечье — огромная рана, все в крови. Мне неожиданно захотелось ее спасти, словно это была моя цель, моя миссия. У меня впервые после смерти мужа появилось желание, я хотела это сделать вопреки всему. Помню, что на мне был тогда плащ, хоть и было лето. Просто выходя на улицу, его можно было накидывать на старые домашние вещи, а еще взять на руки истекающую от крови собаку, чтобы отнести в ветеринарку, не боясь испачкаться, потому что плащ можно потом спокойно выкинуть. Прогноз врачей был неутешительным: истощение, обезвоживание, глубокая рана, началось инфицирование. Если лечить, то долго и дорого, денег у меня не было. Шансов, что она выживает, было мало. Врачи предложили усыпить, а я тогда схватилась за эту собаку, словно это я была умирающей, меня надо было вытаскивать, я ее выходила, и за работу ухватилась временную, потом уже нормальную нашла, а потом появился этот приют. И я прекрасно понимаю, что всех животных я не спасу и в одиночку ничего не изменю, но как тот человек, кидающий морские звезды обратно в море: «Но для этой — изменю!» я просто живу тем, что пусть для одной Жульки я изменю. А приют — он был ответом на то, что в одиночку сложно, надо просто заразить остальных стремлением к бесконечному морю. Отныне я живу этим, это делает мою жизнь осмысленной.
Повисла пауза.
— Как-то знаешь, не хочется говорить банальных вещей и пафоса поменьше, но мне почему-то кажется, что всё, что касается тебя, по-другому быть не может. Ты необычный человек… И я никогда терпеть
