Именно в этом заключалась главная цель его тайного плана. И именно об этом собирался сейчас поговорить с отцом Максима Китаева.

Взглянув на часы, Лев решил, что старый техник должен уже вернуться с работы, и направился к знакомому трехэтажному дому, покрытому трещинами и «язвами» от отколотой штукатурки.

Увидев свет в окнах второго этажа, Лев понял, что не ошибся и Китаев‑старший уже дома.

Через несколько минут стены двухкомнатной квартиры оглашались звуками беседы, не менее оживленной, чем та, что происходила недавно в кабинете следователя Сырникова.

— Но ведь Максим сам на это согласился, — убеждал Гуров. — Никто его не принуждал. Понятно, что риск есть. Но чтобы снять обвинения с вашего сына, необходимо получить улики, указывающие на настоящего преступника. Это должны быть серьезные улики. Такие, которыми можно, не сомневаясь, оперировать на суде. Иначе нет никакого смысла. Косвенными доказательствами здесь ничего не сделаешь. Вспомните — ведь на ноже отпечатки Максима.

— Да я понимаю, — озабоченно хмурился Китаев. — Понимаю я все. И что доказательства нужны, и что увяз Максимка по уши. Но поймите и вы. Это ведь риск, и не маленький. Ясно, что в тюрьме не сладко. Но лучше ли будет, если вместо тюремного срока, который судьи назначат, его без всякого суда и следствия где‑нибудь в закоулке бандиты укокошат? Вы ведь сами говорили, что этот Белавин — он Курбанскому лучший друг и что именно с его помощью тот разные «подставы» устраивал.

— Да, риск, конечно, есть. Но давайте не забывать, что за Максимом будут вести постоянное наблюдение. Так же, как и за Белавиным, кстати. И не только местные полицейские. Я сам буду поблизости. Даже если произойдет что‑то непредвиденное, помощь подоспеет вовремя, даже не сомневайтесь.

Полковник старался быть убедительным, но устранить опасения старого техника было непросто.

Разговор продлился до позднего вечера. Лишь когда за окнами сгустилась непроницаемая тьма, Гурову удалось получить неуверенное, снабженное многочисленными оговорками согласие на свой рискованный план.

Выходя от Китаева, он чувствовал такую усталость, как будто все это время не разговаривал, а копал землю.

«Упертый старик, — думал он. — Такого щелчком не собьешь. Похоже, у этого Курбанского было не так уж много шансов удолбать эту семейку, несмотря на все его связи и общение с нехорошими типами. Если сынок такой же стойкий, как папа, спровоцировать его на преступление — дело почти нереальное. А уж тем более на преступление спонтанное. Не нужно это ему. Накануне свадьбы, накануне начала новой жизни. Незачем».

Упомянутый в разговоре с Китаевым круг общения Курбанского и Белавина вернул полковника к мыслям о флэшке, подброшенной в кабинет Иванникова. Что могло на ней находиться? Если это какое‑то компрометирующее видео, наверняка не один Иванников был там действующим лицом.

Что за люди принимали участие в этом «хоумвидео»? Навряд ли они относились к сливкам общества. Скорее это был кто‑то именно из тех типов, о которых говорил Китаев.

«Где их теперь искать? Сложнее, чем ветра в поле. Но зато кто мог подбросить в кабинет саму флэшку, теперь гораздо понятнее».

Еще во время «шмона», устроенного им на авиабазе, у Гурова сложилось стойкое ощущение, что никто из заходивших в тот роковой день в кабинет Иванникова флэшку не подбрасывал.

Два первых визитера честно признались, что с утра самочувствие начальника было вполне адекватным, остальные в один голос утверждали, что он был очень расстроен.

Все выглядело логично. Придя на работу, Иванников не сразу заметил незнакомую деталь на столе, а если заметил, посетители не дали ему возможности просмотреть ее содержимое. Потом в визитах образовалась небольшая пауза, и Иванников наконец занялся флэшкой. Несомненно, она очень расстроила его. Понятно было так же и то, что ему не хотелось, чтобы эти материалы увидел еще кто‑либо. Именно поэтому он испортил носитель. Во‑первых, не хотел, чтобы о содержимом флэшки узнали, а во‑вторых, был очень расстроен. В спокойном состоянии человек просто удалит содержимое. Зачем ломать полезную вещь?

Начиная уже привыкать к ночным прогулкам по летному городку, Гуров в очередной раз неспешно зашагал к знакомой остановке, от которой забирало его такси.

Задумавшись о своем, он с удовольствием вдыхал свежий вечерний воздух, предвкушая заслуженный отдых после длинного и беспокойного дня, и вдруг, почти интуитивно, уловил едва слышный шорох, раздавшийся совсем близко.

Дальше события стали развиваться так быстро, что полковник едва успевал реагировать на них.

Непосредственно вслед за тихим звуком в шею Гурова впилась прочная стальная удавка. Уверенные, бесшумные движения, решительность, с которой, едва перекинув через голову, стал со всей силы затягивать петлю неизвестный противник, — все показывало, что действует профессионал. И ближайшая цель недвусмысленных действий этого профессионала была до обидного ясна.

Уже наблюдая тихо уплывающие вдаль фиолетовые круги и чувствуя, что до полной потери сознания остались считаные секунды, Лев резко подался назад, толкая корпусом своего врага. От неожиданности тот не удержал равновесие и вместе с ним упал на землю. Давление на шею немного уменьшилось, и Лев смог просунуть под удавку кисть руки и, удерживая тонкий шнур, грозивший рассечь ладонь, перевернулся так, чтобы оказаться лицом к своему врагу. Но теперь он не только перестал ощущать у себя на шее удавку, но неожиданно понял, что за поясом брюк нет его пистолета. Тот находился в руках лежавшего на асфальте человека, и дуло его смотрело прямехонько Гурову в лоб.

Единственное, что оставалось в такой ситуации, — психологическая атака. Не тратя даром времени, которое, несомненно, шло уже на секунды, Лев поспешил прибегнуть к проверенному способу выживания, не раз и не два доказавшему свою эффективность.

— Будешь стрелять? — напряженно уставившись в раскосые азиатские глаза противника, проговорил он. — От него знаешь какой гром? В Москве слышно.

— Я успею уйти, — с едва уловимым акцентом ответил мужчина.

— А ты чего хотел‑то? Может, тебе и нужен‑то совсем не я, и ты такой грех совершишь. Убийство. Будда этого не одобрит.

— Мне нужен именно ты. Я не ошибся.

«Хреново», — как‑то без оптимизма подумал Гуров, но постарался, чтобы голос его звучал твердо, хотя мысленно уже прощался с жизнью:

— Так вот он я. Говори, чего хотел.

— Сейчас скажу.

Слова эти могли означать только одно.

Гуров и невесть откуда свалившийся на его голову азиат, как два голубка, почти вплотную лежали на тротуаре. Понимая, что в такой ситуации увернуться от выстрела невозможно, Лев как зачарованный смотрел в направленное на него дуло пистолета, будто стараясь загипнотизировать пулю.