Художник не слышит. Он берет в руки тонкую кисть и пишет новый ночной кошмар. А она смотрит с безграничной нежностью и говорит с неожиданной силой:

– А я считаю, что жесть писать – надо! Все еще все увидят! Все узнают, что были не правы!

Центральная Африка, поселок Осьмино

Еще пять лет назад в Осьмино не было интернета. Только на почте, по карточкам. Потом дали. И фейсбук спас Евгения Бутенко от пути скотника.

Сейчас у него четыре тысячи друзей – он самый популярный блогер Лужского района, а может, и всей Ленинградской области. Однажды он выложил триптих: «Дом культуры», «Ферма в поле» и «Похороны в поселке». Пошли репосты. Свой жирный лайк поставил художник Николай Копейкин. В личку написала галерея «Арт-Наив». И вот за два года – вторая выставка в Париже. На первую зашли топ-менеджеры «Шанель», купили гравюру «Деревня Залустежье» и включили ее в линию одежды, посвященную маргинальному искусству. Теперь в штанах с принтами из Бутенко ходят парижанки, теперь картины Бутенко в британских музеях и американских коллекциях, а сам Бутенко продолжает жить в Осьмино.

– Четыре года назад я стал радиоприемником. Все мое творчество о том, что существует мир невидный. И у человека два варианта. Либо он начинает эту реальность воспринимать, либо помирает и только тогда видит все как есть.

Мы продолжаем путь. Мимо лавки автозапчастей, где вместо тормозных колодок торгуют крапчатыми цесарками. Мимо пожарища – дом сожгли бандиты, хозяйку изнасиловали – где теперь собирают малину. Мимо обычной русской жизни.

– Мама моя умерла, когда мне год был. А отца я видел последний раз в десять. Он был профессиональный пианист, но увлекся большим рублем, поехал за золотом в Якутию, а потом в Африку на копи, где все с калашами ходят. Хотел поднять миллионы и вернуться богатым. Тут, в Осьмино, я чувствую, что тоже попал в какую-то африканскую страну. Не знаю, каким бы я был автором, если бы не эта жизнь. Можно сколько угодно читать Канта и Кьеркегора. Но потом ты врубаешься, что люди вот так вот живут… Это поразительный опыт. А отец… очевидно, его там убили. Если нет – дай Бог ему здоровья. Я не обижен.

Бомжи, маргиналы, апостолы

Наместник Бога в поселке Осьмино – отец Павел, один из тех чудесных сельских священников, у которых светятся глаза. Иногда – от праведного гнева.

– В соседней деревне люди – живые мертвецы. Пожрать, поспать, пенсию пропить-погулять. Пошли, грибов-ягод насобирали в лесу – сдали. И ту-ту! В другой деревне, где у меня второй храм, люди, наоборот, сияют. А тут, посередке, в Осьмино – и так, и эдак. Народ тяжелый. Но жить можно припеваючи. У одного даже две машины есть и свиньи! Правда, потеет с утра до вечера, но все у него нормально.

Отец Павел – человек деятельный. Художник Бутенко – человек созерцательный. Отец Павел завел уток и мечтает о козе. У художника Бутенко – кошка по имени Коха. Отец Павел из руин поднял местный храм. Художник Бутенко завел в поселке авангардное искусство. Оба южане: один молдаванин, второй одессит. Оба люди страстные, и противоречий у них немало.

– Бог дает благодать человеку. Но лишь до какого-то времени, как родители до какого-то возраста растят детей. Приходит время – сам делай. Евгений когда при храме был – в колокола бил, не рисовал. Начал отдаляться от храма – и вот… не справился. Курить начал, пить, творчеством заниматься. Я творчество не осуждаю. Осуждаю, что именно такое. Муха говно собирает, пчелка – мед. Так вот, Евгений… он не по цветочкам. В мире столько всего прекрасного! Надо от плохого избавляться. Ну, даст Бог, и он оклемается.

Через дорогу гопники пригнали «Жигули» и открыли багажник. Оттуда ревет музыка. Они стоят и тихо дергаются телом: танцуют. На их фоне художник – долгополый белый пиджак, борода и кудри – особенно иконописен.

– Отец Павел – удивительный человек, которого можно попросить о чем угодно. Но у меня появились новые духовные потребности. Они явно идут от Бога, я чувствую! И их удовлетворяет только творчество! Искусство и церковь делают одно и то же дело. У церкви свой путь, как у авангардных художников. Главное, чтобы это с государством не срасталось. Я против официоза, который душит все живое. Вот, например, апостолы. Они кто? Бомжи, маргиналы, отребье! Мы возглашаем им славу – и они ее достойны. Но кем они были в жизни? Об них ноги вытирали. Ни один из них не умер естественной смертью. Вот об этих вещах почему церковь не рассказывает?

Думать вредно

Выбраться непросто. Сто километров до Луги. Еще полтораста – до Петербурга. Еще семьсот – до Москвы.

Мы едем в Лугу. Я – домой, художник – за петлями для буфета. На автобус надежды нет, и нас везет Анатолий Иванович. Он раньше тушил пожары, а теперь слушает голоса. Он радиолюбитель, бородатый отставник с интересными взглядами. Верит в славянские руны и что Троцкий убил Есенина. Он очень добрый и тоже борется за душу художника.

– Я Женю давно знаю. Видел его намоленным дядькой. А потом жисть ему показала новую грань. И он от этой грани дернулся, изменился. И стал иначе видеть мир. Без гражданства, без денег, теща достает, никто и звать никак. Вот и обиделся на жисть.

– Да я не обиделся.

– А зачем тогда херню рисуешь? И в политику лезешь?

– Да нет у меня политики.

– Тогда бы ты не писал ничего на картинах своих. А у тебя твои козявочки всякие слова вякают. Это самая политика и есть!

Остановка на полпути: родник со святой водой. Набираем канистру. Спутники спорят, но по-доброму:

– Твои либеральные ценности – это когда у человека калькулятор в глазах!

– Нет, это когда свобода. И когда думаешь своей головой.

– Думать вредно! Надо не думать, а знать!

И художник не обижается, а отвечает очередной байкой:

– Было дело, еще в Кишиневе, охранял табачный комбинат. Там начальник тоже говорил, что думать не надо. Работа была спокойная. Но смотрю, один охранник со мной о Боге говорит. Другой. Третий. Оказалось, всю охранную систему города захватили баптисты и пятидесятники. Нормальные люди! Записал им цеппелинов на болванку.

Приехали. Город Луга. Пьяные корчатся на вокзале. Я прощаюсь. Анатолий Иванович улыбается тепло:

– Не надо мне твоих спасибо. Есть русское слово – благодарю! Ты, главное, историкам не верь. Это все из Торы. Потому и называется: история.

Смысл жизни и груша в заднице

Мы встречаемся снова уже в Москве, в Лялином переулке. Во дворе, направо от крохотного бюста Жуковского, прячется единственная в России галерея наивного искусства. Там уже две дюжины картин Евгения Бутенко, он открывает выставку, неловко бьет в гонг и стесняется стандартных вопросов:

– Как бы вы охарактеризовали свой стиль?

– Да никак.

– Сколько времени уделяете творчеству?

– Да не уделяю. Любое время – творчество.