со всех сторон. Казалось, сачком ее до утра не вычерпать. Но в ночи послышался встревоженный рокот. Он все ближе и ближе. Кто-то спешил на взрыв. Пахомыч бросил сачок в лодку: тут не до жиру, быть бы живу! Замешкайся он хотя бы на минутку, не успей вовремя завести мотор — считай, пропало! На базар с рыбой он после этого не поехал. Мало ли там всякого подозрительного люда у прилавков отирается! Нарвешься, чего доброго, на контролера — учинит допрос, прижмет к стенке, не отвертишься. Уговорил внучку свою, Анютку, отнести осетра одному давнему покупателю. Но на дороге Анютку подкараулил какой-то сумасшедший мальчишка и чуть было не уволок ее вместе с осетром в милицию. Ведерко с икрой Пахомыч забрал из тайника с собой, прикрыв ее в целях конспирации пучками зеленого лука, а рыбу продал какому-то шоферу. Тот заплатил за осетров и стерлядь солидную сумму денег. И вот теперь чуть свет Пахомыч снова отчалил от берега.

Лодка шла ровно, отгоняя от бортов легкие вспененные волны. Они отбегали одна за другой, постепенно набирая силу и высоту. Солнце окончательно выбралось из-за дымчатого покрова, застлавшего горизонт, даль впереди прояснилась, раздалась вширь, и Пахомыч вдруг почувствовал душевное облегчение, приободрился. А чего, собственно, ему бояться? Опасность, можно сказать, миновала. Попробуй докажи, кто глушил и колол острогой рыбу? На реке отпечатки следов не остаются.

Темная бревенчатая громада, которая только что разрозненными лентами прошла под мостом, снова сомкнулась и широченным павлиньим хвостом поползла за буксиром. Слышно было, как плещется, ударяясь о бревна, вода, как поскрипывают, пытаясь освободиться от проволочных пут, плоты, как натужно пыхтит взваливший на себя непосильную ношу работяга-плотовод.

Моторка была в нескольких метрах от плота, когда Пахомыч различил среди девушек-сплавщиц приземистую фигуру своего приятеля. Евстигней стоял на бревнах, широко расставив ноги, и смотрел из-под ладони на реку. Ворот его косоворотки был распахнут, ветер трепал бахрому шнурочного пояса, а утреннее солнце отсвечивалось, как в зеркале, на его гладкой лысине.

Приметив Пахомыча, Евстигней обрадованно замахал руками, выбежал на край плота и, встречая моторку, которая мягко торкнулась носом о бревно, ухватился за цепь, потянул к себе, привязал к тросу.

— Во встреча! А я-то, грешным делом, подумал — разминемся, — басил рябой Евстигней, налегая на букву «о». — Чо замешкался? Слазь к нашему шалашу.

Пахомыч косо взглянул на полнолицых девушек, толпившихся возле бревенчатой избушки на плоту:

— Наше дело обоюдно секретное. Без посторонних оно вернее.

— Опасливый ты чо-то стал, Пахомыч. Глупых девчат пужаешься.

— Осторожного сам бог бережет.

— Несладкая, погляжу, жизнь у тебя, Пахомыч.

— Да уж где там!..

— Самая пора за встречу чокнуться.

Евстигней достал из карманов бутылку водки, два граненых стакана и примостился на корме возле Пахомыча:

— Чую — дело какое-то для меня припасено. Выкладывай, Пахомыч!

— Дело нехитрое. Сам бы исполнил его, да не резон мне сейчас торговлей в поселке заниматься. На подозрении я. Сплавишь вот это где-нибудь на стороне? — Пахомыч порылся в рундуке и достал ведерко, из которого во все стороны топорщились зеленые стрелы лука.

— Огород завел? Луку нынче грошовая цена, — удивился рябой Евстигней.

Пахомыч раздвинул ладонью зелень в ведре, и наружу выступили белесые икринки. Они хрустально просвечивались, искрились под солнцем.

— Во жизнь! Деньгой пахнет.

— Внакладе не оставлю. Ты только загони поаккуратнее.

— Будет исполнено. Чо мне — впервой, чо ли?

Сидя в лодке, они толковали об опасном своем ремесле, почем зря клеймили въедливых инспекторов рыбнадзора, вспоминали озорное, шумливое время, когда вместе по лесам да рекам браконьерствовали. Бутылка незаметно опустела, и Евстигней с ловкостью циркача — так, что она трижды перевернулась в воздухе, — бросил ее за борт.

— Передай привет судакам от нас с Пахомычем! Чо он, чо я — оба мы не прочь с судаками дружбу иметь.

— Ну, мне пора, — поднялся Пахомыч. — Думаю у Соколиной горы пошарить. Тамошняя рыба давно ко мне на сковородку просится… А ты ведерко-то упрячь подалее. И этим, девчатам, ни гу-гу. Упекут, паршивки…

— Будет исполнено! Прощевай, Пахомыч.

Евстигней спрыгнул на плот. Моторка, покачиваясь на волнах, медленно поползла назад. Потом, весело чихнув, забубнил двигатель. Моторка рванулась вперед, легким прыжком подмяла под себя волну, на полной скорости пронеслась мимо Евстигнея, потревожив бревна под его ногами, и скрылась в отдалении.

Пахомыч был уже далеко, когда на плот пожаловал неожиданный гость — Константин Иванович Шубин. Сойдя с катера, он уверенной капитанской походкой зашагал по бревнам к будке сплавщиков, где в это время рябой Евстигней прятал в свой сундучок ведерко с икрой.

Глава шестнадцатая

«Кукушки» прибыли с донесением

«Ку-ку, ку-ку, ку-ку», — доносится справа.

«Ку-ку, ку-ку, ку-ку», — доносится слева.

«Ку-ку, ку-ку, ку-ку», — доносится сверху.

«Ку-ку, ку-ку, ку-ку», — доносится снизу.

Шубин прислушивается: «Странные кукушки! Не только в кустах да на деревьях, но и в бурьянном овраге кукуют. Целый хор!»

Кукушки не унимаются — переговариваются, бродят вокруг да около, а носа не кажут. Видимо, ведут наблюдение.

Константин Иванович спускается с крыльца, кричит в лес:

— Хватит играть в прятки! Юные разведчики, ко мне!

Из кустов один за другим выбегают ребята.

Федя Малявка в струнку вытягивается перед капитаном и отдает честь:

— Пионерские разведчики явились по вашему приказанию. Задание выполнено. Обнаружен тайный склад браконьера. В этой операции особенно отличилась наша собака — следопыт Носик. Составлен маршрут поисков неприятеля, — Федя отнимает у Ромки тетрадь и передает ее капитану. — Ждем дальнейших приказаний.

— Благодарю за службу, юные разведчики! — говорит Шубин и отдает команду: — Вольно! Объявляю десятиминутный перекур.

— Мы же некурящие, — говорит Федя.

— Вот голова! — хлопает себя по затылку капитан. — Хотел сказать «привал», а сказал — «перекур».

Заняв удобные позиции на ступеньках крыльца, ребята рассказывают ему о тайнике браконьера.

— Выходит, это он торговал икрой и глушил рыбу на реке…

— Конечно, он! — заверяет Ромка и вытаскивает из рюкзака два поплавка. — Второй возле погреба нашли. Смотрите, точно такой же…

— Сомнений быть не может. Веская улика!

Константин Иванович раскрывает следопытскую тетрадь с показаниями разведки и внимательно изучает карту, которую Ромка чертил во время похода.

— Узнаю знакомые места. Натурально изобразил!

Карта густо усыпана