Сначала он созвал боярский совет. Явились бояре возбуждённые, взбудораженные; входя в горницу, о чём-то спорили и, садясь на скамейки, долго не могли успокоиться. Всеволод, дождавшись тишины, сказал:

— Не могут примириться ростовские бояре, что вновь отняли у них княжеский стол владимирцы, собирают войско и идут войной. Вновь прольётся русская кровь и будут разорены города и селения. Давайте, бояре, подумаем сообща, попытаемся найти способ примириться с ростовцами. Может, уступим в чём-то или они чуть-чуть поумерят свой пыл, авось удастся договориться...

— Не быть тому! — тотчас взорвался боярин Степан Киянин Шварн, узкоглазый, скуластый, из семьи, в которой, как видно, текла восточная кровь. — Суздальцы пригороды и селения наши пожгли, город неволили, а мы им уступай? Собирай, князь, дружину и доброхотов, и двинемся дружно на Ростов, чтобы проучить бояр тамошних и раз навсегда отбить у них охоту ходить в наши земли!

Бояре зашумели, поддерживая Шварна.

— Приказ о сборе дружины я уже отдал, да и охотникам оружие и снаряжение выдадут. Всё это на крайний случай. Но ведомо будет вам, бояре, знать, что порой можно путём хитрого хода без битвы выиграть войну. На этом преуспели увёртливые византийские политики.

— Эк куда хватил! — всплеснув руками, проговорил Иван Радиславич. — Они, чай, этому обучены с пелёнок А мы привычны воевать да в бою победу добывать!

— Не грех и поучиться, — урезонил его Всеволод. — Хороший пример не зазорно и нам с вами перенять.

— Тогда предлагай, коли ты такой умный, — недовольно проговорил Пётр Бориславич, раздражённый упорством князя.

— Вот я и предлагаю, — в тон ему ответил Всеволод. — Не может того быть, чтобы все ростовские бояре думали одинаково, что нет среди них разумных и выдержанных людей. Не думаю, что все они рвутся в бой. Надо прикинуть, кто из них может пойти с нами на переговоры, подослать к таким своего человека с подарками да склонить их на свою сторону. Вот мы и расстроим ростовское боярство, а если удастся — и поссорим, а там, смотришь, они сами откажутся от похода на Владимир.

— А что ж, — после долгого молчания проговорил Иван Радиславич, — князь дельные слова говорит. Давайте-ка, бояре, прикинем, кто из ростовских не шибко любит мечом махать, а больше склонен разумные слова слушать?

— Ну Добрыню Долгого и Матеяша Бутовича надо сразу исключить, — загибая пальцы, медленно проговорил Пётр Бориславич. — А вот Ивана Ручечника я бы хотел попристальней разглядеть, вероятно, он и сгодится для переговоров...

— Может, возьмёшься за такое поручение и поедешь к нему от нашего имени? — спросил Всеволод.

— А почему бы и нет? Доверишь, отправлюсь.

— Только ехать надо не мешкая, прямо завтра с утра и выезжай.

— Так я и сделаю, князь.

— И ещё вот что, бояре. Человек я, вы знаете, пришлый, долгое время в Византии обитался, князей знаю мало. Так вот хочу спросить вас: кто такой Мстислав? Можно ли с ним затевать переговоры?

Бояре помолчали, потом Шварн проговорил не спеша:

— Горячий князь, но разумный. Когда Михаил вошёл в Москву, он отказался идти с братом, Ярополк один двинулся. Ну а когда войско ваше к Владимиру направилось, тут не вытерпел...

— Стало быть, следует к нему обратиться с посланием? — спросил Всеволод.

— Обратись, князь. Хуже не будет.

Ушли бояре с совета, покачивая головой и приговаривая:

— Разумен наш князь. Зря в полымя не лезет, трезвую голову и холодный рассудок имеет...

А Всеволод в тот же день отправил в Ростов князю Мстиславу такое послание: «Брат! Если тебя привела старшая дружина, то ступай в Ростов, там и помиримся. Тебя ростовцы привели и бояре, а меня с братом Бог привёл да владимирцы с переяславцами, а суздальцы пусть выбирают из нас двоих кого хотят».

Мстислав был вспыльчив, но отходчив. Получив приглашение ростовских бояр пойти в новый поход на Владимир, он загорелся желанием отомстить за своё поражение и унизительное бегство с поля боя. Однако теперь, читая послание Всеволода, он понял, что в своё время надо было мириться с Михаилом, он и хотел так поступить, но Ярополк сумел переубедить его, и всё кончилось позором; а вдруг и на этот раз всё повторится? Нет уж, лучше хороший мир, чем плохая война. В переговорах он для себя многое сможет выторговать, да хотя бы тот же Ростов, а в случае разгрома потеряет всё.

С такими мыслями явился он на боярский совет. Но первые же его слова вызвали бурю возмущения.

— Виданное ли дело, чтобы бояре мирились с каменщиками? — кипятился Матеяш Бутович. — Чтобы сели мы за один стол с ремесленной голытьбой? Это какое же ты унижение для нас приготовил, князь?

— Лучше смерть принять на поле боя, чем покориться владимирскому сброду! — вторил ему Добрыня Долгий.

Иван Ручечник хотел было поддержать Мстислава, но, видя такой напор остальных бояр, промолчал.

— Если хочешь, князь, мириться со Всеволодом, это твоё дело, — подвёл итог горячему разговору Матеяш Бутович. — Тогда мы поведём ростовское войско без тебя, а ты отправляйся к себе в Новгород.

Получив отказ на замирение, Всеволод тотчас двинул свою дружину на Юрьев, где стал ждать переяславцев. У него на руках было решение переяславского вече: «Ты Мстиславу добра хотел, а он головы твоей ловит. Так ступай, князь, на него, а мы не пожалеем жизни за твою обиду, не дай нам Бог никому возвратиться назад. Если от Бога не будет нам помощи, то пусть, переступив через наши трупы, возьмут жён и детей наших. Брату твоему ещё девяти дней нет как умер, а они уже хотят кровь проливать».

Соединившись с переяславцами, Всеволод вышел на просторное Юрьевское поле и решил ждать подхода противника. Стояли погожие январские дни с сияющим лучистым солнцем, по голубому зимнему небу легко и неторопливо плыли по краям золотистые облака. На сугробистой равнине легковесны и стройны стояли опушённые инеем берёзы. Воздух был чист, хрустален.

Через день подошли ростовцы, встали в отдалении. Согласно представлениям того времени битва являлась «судом Божиим», именно в ходе битвы Бог судил, кто прав, а кто виноват. Поэтому полководцы предпочитали проявлять больше выдержки и самообладания, чем излишнюю активность, наступательный порыв и стремление ускорить события; это считалось вмешательством в привилегии, исключительное право Бога и как проявление гордыни. Поэтому военачальники старались не ускорять события, а терпеливо ждать того момента, когда победа сама упадёт им в руки. Именно поэтому Всеволод не торопился начинать сражение и был уверен, что и Мстислав не сразу ринется в бой.

И действительно, два дня войска простояли друг против друга без движения. На третью ночь Всеволода разбудил дружинник:

— Князь, с тобой хочет переговорить перебежчик.

Всеволод приказал пропустить его в шатёр. При свете свечи он увидел немолодого воина, бородатого, с беспокойными глазами, он прижимал шапку к груди, как видно, из почтения к князю и в доказательство того, что будет говорить истинную правду.