— Да ерунда, — заверяю я. — Вы производите впечатление прекрасных молодых людей, в «Граучо» таких с распростертыми объятиями принимают. Вы чем занимаетесь?

— Мы музыканты, — отвечает первый. В его выговоре присутствует прелестный пародийный намек на кокни.

— А, ну тогда все в порядке. Вы в точности те, кто нужен клубу. Я позабочусь, чтобы ваши кандидатуры утвердили в два счета. Замрите. Сейчас вернусь.

Я быстро иду в приемную и прошу — Лили, так ее звали? — дать мне две членские анкеты. И возвращаюсь, помахивая ими.

— Давайте-ка их заполним, — говорю я. — Так. «Профессия»?.. Музыканты. «Адрес»?.. Это вы сами впишете — и телефонные номера не забудьте. «Рекомендатель»?.. Это буду я. «Второй рекомендатель»?

Я окидываю бар взглядом.

— Тим! — подзываю я моего старого друга, завсегдатая «Граучо». — Иди сюда, подпиши рекомендации для этих отличных ребят. Это… простите, боюсь, имен ваших я не знаю…

— Алекс, — говорит обладатель черных волос и карих, карих глаз.

— Дэймон, — говорит тот, у которого мышиные волосы и — теперь я пригляделся к нему повнимательнее — замечательно синие, синие глаза.

— Они музыканты! — сообщаю я Тиму.

Он подписывает анкеты.

— Вы сейчас работаете над чем-то? — спрашиваю я. — У вас своя группа или что?

— Стивен, — говорит Тим, — это же Дэймон Албарн и Алекс Джеймс. «Блёр».

Мне это ни о чем не говорит.

— «Парк Лайф»?

— Да все в порядке, — говорит темноволосый Алекс и протягивает мне руку: — Большой ваш поклонник.

Рукопожатия, все выпивают по рюмочке. Я оставляю заполненные анкеты в приемной и там же сталкиваюсь с Хаки-Джо, еще одним дилером. Укромный обмен банкнот на маленькие плотные пакетики. Теперь я готов, как выражаются американцы, выйти и на медведя. Готов провести в «Граучо» вечер по полной программе.

А он набирает обороты. Дэймону приходится уйти, зато появляется Кит Аллен. С Алексом Джеймсом он уже знаком. Знакомству предстоит продолжиться и вылиться в долгую и плодотворную дружбу. Помимо всего прочего, они дали миру группу «Фэт Лес» и хитовый сингл «Виндалу», за что мир всегда будет испытывать к ним головокружительную благодарность.

О странном и удивительном Ките Аллене можно написать не одну страницу: начиная с конца 1980‑х (после его «занзибарства»), на протяжении всех 1990‑х и до середины 2000‑х Кит проводил в «Граучо» бо́льшую часть дней и ночей. Он мог быть оскорбительно грубым. «Одни люди — дерьмо, другие — полный блеск, — как-то сказал он в полный голос известному телевизионному комику. — Ты — посредственность, что еще хуже. До охерения хуже». Оправиться после такого удара очень трудно. Я два часа просидел с бедной жертвой этого нападения, стараясь убедить ее, что получить отравленную стрелу от Кита Аллена лучше, чем получить целительный бальзам от серафима, что это комплимент высшей пробы. Кит был одним из зачинателей мира альтернативной комедии, и каждый, кто пришел туда после него или, быть может, Малколма Харди[35], был в его глазах ренегатом. В «Занзибаре», а затем в «Граучо» я месяцами уклонялся от знакомства с Китом. В один прекрасный день он подошел с выпивкой к моему столику, сел и объявил, что я — великий артист. До крайности неудобно. Едва ли не каждому, кого я любил и кем любовался, он говорил, что они законченные дрочилы, а все их потуги — дерьмо и его производные. Как прикажете принять комплимент от такого кошмара? Естественно, я, трусливо поджав хвост, принял его с благодарностью, и мы подружились, хоть я и продолжал побаиваться Кита. Грифф Рис Джонс{64}, человек образцовой силы и храбрости, однажды признался мне, что боится Кита до полусмерти. Их сблизил покер, которому они отдавали в «Граучо» долгие вечера. Грифф — человек непьющий и правильный (если не считать покер пороком), и то, что Кит принял его, следует полагать в высшей степени лестным.

Почему кто-то может хотеть понравиться человеку столь неотесанному, грубому, неуправляемому и устрашающему? — можете удивиться вы. Харизма, надо думать. Прославившийся своими любовными похождениями, а теперь и успехом детей (сын Альфи сыграл Грейджоя в «Игре престолов», дочь Лили пишет и поет песни), Кит отличается веселостью и смелостью, которые не могут не притягивать людей более осторожных и буржуазных — вроде меня. И что бы ни говорили ваши инстинкты, могу вас уверить: он очень верный и щедрый друг, на которого можно положиться в любой беде.

Мы решаем подняться в бильярдную. О, часы, часы, часы и часы, которые я в ней провел. Я обзавелся разнообразной оснасткой. Устройством для выставления шаров. Рестами, спайдерами и удлинителями кия. Мелом. Кий у меня был из наилучшего английского ясеня. Таких редко хватает больше чем на две недели — потом они ломаются или их крадут. Бильярдная в клубе была маленькая, полноразмерный стол помещался в ней еле-еле. Ради нанесения некоторых ударов приходилось чуть ли не открывать окно. Если ты хотел ударить по шару с той или другой стороны синей лузы, тебе приходилось просить всех присутствующих присесть на корточки и тянуться над ними вправо или влево. Кокс, бильярд, водка, курево, разговоры.

Кто-то, спотыкаясь, ковыляет к нам по лестнице. Появляется молодой человек, круглолицый, с кустистыми бровями.

— Все вы — клепаные дрочилы, — с порога объявляет он. — А ты… — он тычет пальцем в Алекса, — где этот лысый индус?

Алекс сонно улыбается.

— Долдоны. Вам друг у друга и леденца-то не выиграть!

Странный пришелец хватает мой кий.

— Ты, — сообщает он мне, — голубой задрот.

— Верно, — говорю я. — В самую точку. Голубой задрот. Надо записать.

— Заткнись! — орет он, замахиваясь кием. Толстый конец кия врезается в потолок. Сыплется пыль.

Он роняет кий и бросается обратно к лестнице.

— Ну-ну, — говорю я. — Кто это, черт подери, такой?

Кит, взяв фломастер, залезает на стул.

— Одуреть можно, Стивен. Ты хоть кого-нибудь знаешь? Лиам Галлахер.

Он обводит кружком вмятину в штукатурке и приписывает рядом: «Метка мудака».

— «Оазис»! — восклицает Алекс. — Дурацкая шарашка, мы бацаем лучше.

— О, — выдавливаю я. — Ага. Ну да. Оазис. Понятно.