Алексей Мочильский открыл глаза и почти твердо сказал:

– Положите... на место.

Я снова наклонился к нему.

– Ты идти можешь?

– Это... вряд ли, – сказал он. – Ног... не чувствую.

Я тащил его по лестницам на третий этаж, наверное, целую вечность. Еще столько же звонил и тарабанил в железную Васину дверь, за которой было темно и тихо (но за соседними дверями определенно возникло оживление, вызванное моим вторжением; дверь, правда, никто не открыл). Только не это. Никак нельзя, чтобы он уехал!

Мочильский сидел на полу, прислонившись к стене и свесив голову. Вот, дружок Алеша, мы с тобой попали!

Устав ломиться, я обессиленно уселся рядом. Идти с ним я никуда не мог, бросить его здесь – тоже.

– Вася, твою мать, – негромко сказал я, – куда ж ты свинтил, когда так нужен?!.

Очевидно, Вася стоял за дверью и слушал, потому что немедленно после этой фразы раздался глухой голос:

– Кто?

Я подскочил к двери и обрадованно заорал:

– Алибабаич, открывай! Это я, Артем!

Загремели засовы, дверь приоткрылась:

– Ты чего, офигел, в такую пору по гостям шляться?..

– Вася, помоги, – сказал я. – У меня тут раненый и... идти нам больше некуда.

Дверь открылась, Вася вышел: взъерошенный, опухший, в пижаме.

– Бредишь? Какой раненый?

Я кивнул на Мочильского. Тот поднял голову и сказал:

– Добрый вечер.

Вася Бухло, вопреки говорящей фамилии, спиртного в рот не брал, даже пива. А все потому, что был заядлым автомобилистом, «водилой от бога», и, кажется, даже в младенчестве первым его словом было не «мама», «папа» или «дай», а «би-би-ка». Он обожал хорошие машины и скорость. Еще в школе, в старших классах, начал принимать участие в ралли на картингах среди юниоров, много раз побеждал. С возрастом страсть к гонкам не прошла, но участвовать в них он стал гораздо реже: все потому, что несколько раз серьезно бился, а однажды чуть не погиб. В двух заездах соревновался с шоуменом и гонщиком Николаем Фоменко, фотография, на которой они стоят в обнимку и улыбаются, висит над камином в гостиной. «Ну, как „Секретовский“ композитор и автор текстов – он супер, – говорил Вася. – Шоумен неплохой, в смысле – телеведущий. А гоняю-то я не хуже...» Одно время Вася жил в Питере, работал в нелегальной фирмочке, перегонял иномарки из Финляндии и других европейских стран; в этом деле ему не было равных. Фирму накрыли, а Вася каким-то чудом выскочил. Он вернулся в город на «фольксвагене» самой последней модели того года, со всеми, как он говорил, «наворотами». Несколько раз, в период его безработицы и безденежья, я пытался пристроить Васю водителем в банк, его согласны были взять возить сразу председателя правления. Но Вася, поклонник «чистого искусства», не желал ставить свои таланты «на службу капиталу», к тому же считал, что перерос халдейскую должность водилы банкира.

Сейчас он – хозяин двух автосервисов «полного цикла» по иномаркам и машинам российского производства. Впрочем... сейчас – это до страшных событий, которые начали происходить в городе неделю назад.

– Эльку и дочерей я вывез, – говорил он, укладывая Мочильского на шикарном кожаном диване в гостиной. – Женщинам и детям оставаться в городе нельзя, когда такое творится...

– А сам?

– У меня бизнес. Куда ж я уеду. Правда... Вчера одну мастерскую сожгли, и зама моего, Кольку, покалечили. «Дикие байкеры», твари, ненавижу. Забросали бутылками с зажигательной смесью, а у меня ж там, ты знаешь, масла, краски... Сгорело – только в путь. Слава богу никто не погиб. Побудь с ним, я приготовлю компрессы, мазь...

Еще одной Васиной страстью было самолечение. Сказывались неудачные гоночные заезды. Все, как один, врачи в его понимании были коновалами (исключение составляла лишь моя мама, к которой Вася относился с почтением, граничащим с благоговением); лечиться предпочитал дома, для чего в его аптечке (которая занимала две стены в кладовке) были собраны все возможные и невозможные медикаменты, а отдельный шкаф в кабинете отдан под медицинские справочники. Вася зорко следил за новинками в этой области, выпускаемыми известными немецкими и швейцарскими фирмами, приобретал их по не самым дешевым ценам и очень гордился, что в его аптечке есть все, а его жена, которую он заставлял читать справочники и смотреть телепередачи по медицине (его телевизионным кумиром была доктор Елена Малышева), может защищать докторскую... по нескольким направлениям в медицине. «Васек, это фобия», – говорил я. «Невежи! – фиглярствовал он. – Придет день, и вы поймете...»

– Ты какими судьбами? – спросил он, хлопоча вокруг журналиста.

– Иду в Нижний город, – сказал я. – Ищу одного паренька...

– На ночь глядя?! Может, у меня переночуешь?

– Спасибо, Вася, но дело не терпит...

– Как вы допустили, чтобы стало так гнило?.. – подал голос журналист. Мы с Васей посмотрели на него.

– Алексей, удалось что-то выяснить? – спросил я.

Он закашлялся.

– Много... чего. Ощущение, что ваш город – это центр вселенского зла. Все самое плохое, что только может быть, скопилось здесь. Но главное – болезнь приобрела необратимые формы. Такое не лечится. Еще две-три недели – и вашего города не будет.

– Как?! – сказали мы с Васей в один голос.

– Мнение субъективное... Но мой журналистский опыт... подсказывает, что довольно точное. И есть факты. Они все здесь. – Он поднес руку к голове и скривился от боли.

– Да не шевелись ты! – прикрикнул Вася. В его голосе и взгляде был страх.

– Кто тебя так отделал? – спросил я.

Журналист несколько минут молчал, собираясь с силами. Говорить ему было трудно.

– В городе я три дня. С первого же начали звонить в номер с угрозами. Потом на меня вышел майор ФСБ из Москвы, он здесь еще раньше. Вместе мы сделали пару вылазок... Угрозы не прекращались, позавчера на балкон номера попала граната, но не взорвалась почему-то. Просроченная, наверное. – Он хрипло рассмеялся. – Мне пришлось из гостиницы уходить... С фээсбэшником мы прятались в городе, попутно собирая информацию, ночевали где придется... Прошлой ночью нас обложили в Есенинском парке. Майора ранили, и я... – Он умолк. – В общем, я его бросил. Должен был остаться кто-то, кто донес бы информацию до власти – но не местной, с ней все ясно... До столичной. А сегодня... Ну, это не грабители. Напали вчетвером. Думаю, команды убить у них не было. Пока били, один все время орал: предупреждали тебя, предупреждали... Потом удар – и темнота. Пока ты, – он посмотрел на меня, – не начал меня переворачивать и обшаривать.

Он замолчал. Вася вновь принялся хлопотать, менял компресс на голове, смазывал синяки и ссадины на теле и руках, все время что-то негромко и успокоительно бормоча. Я сидел напротив, в кресле, и смотрел на них.