Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нью-Йорк таймс» в еженедельном приложении «Книги нашего времени» опубликовал объемную рецензию весьма уважаемого литературного критика, Элиота Фремонт-Смита. Привожу начало и конец этой рецензии.
«ПОСЫЛ И ЛАБИРИНТ
Элджернон – это мышь, а цветы предназначены для его могилки. Вот я и объяснил название, которое, быть может, взвинтило ваши нервы, уважаемый читатель. А вот как объяснить любовь Дэниела Киза к проблемам?… Лабиринт здесь еще и чисто технический – мы имеем целую коллекцию небольших, но очень крепких орешков, которые по зубам далеко не всякому писателю. Сам факт, что лабиринт с его сюрпризцами сложился в роман, доказывает мастерство мистера Киза. Перед нами разворачивается действо… фабула убедительная, напряжение нарастает с каждой страницей, посыл цепляет – но вы не будете спотыкаться здесь о развесистую сентиментальщину… Умение, продемонстрированное автором, поистине завораживает… Мистер Киз ориентируется в своем лабиринте не хуже, чем Элджернон и Чарли, что само по себе удивительно… И трогательно… ибо как иначе объяснить слезы, которые наворачиваются на глаза в финале?»
Не знаю, сколько раз я перечитал рецензию. И да – слезы навернулись мне на глаза. До сих пор комок подкатывает к горлу, стоит только подумать о рецензии.
Спасибо вам, мистер Элиот Фремонт-Смит – где бы вы ни находились.
С тех пор «Цветы» получили сотни рецензий – все до единой положительные. Лишь первая, в «Бюллетене Вирджинии Киркус», была отрицательной. Почему же до сих пор от нее тошно? Вот бы забыть о страданиях, что сопровождали родовые муки! Именно их – а не вульгарный процесс бастардизации!
Возможно, теперешний перенос эмоций на бумагу поспособствует избавлению от боли или, по крайней мере, умерит ее. Конечно, мне не следовало так переживать. Сейчас я гораздо спокойнее отношусь к рецензиям – понимаю разумом, чего они стоят. И все же одно дело – разум, и совсем другое – чувства.
Время от времени я зачитываю своим студентам тургеневское эссе «Услышишь суд глупца», название для которого Тургенев взял из сонета Пушкина «Поэту»:
Хорошо сказано; а попробуй-ка так жить! За бессмертными словами – боль и разочарование. Не иначе, и Тургенев натерпелся от рецензентов.
В тот же день, когда вышла рецензия в «Нью-Йорк таймс», мне позвонил Клифф Робертсон и сообщил: он только что записал интервью для программы Мерва Гриффина, где представил мой роман и аннонсировал свою киноверсию. В Детройте этот выпуск вышел в эфир только через три недели – и совершенно случайно совпал с крайне лестным отзывом моего коллеги, Фила Томаса, каковой отзыв опубликовала «Детройт ньюс».
«Вы полюбите Чарли Гордона до надрыва души», – вот как начал Фил Томас.
Чего еще желать автору?
Пожалуй, только одного.
Донельзя гордый своим детищем, я поехал в торговый центр «Хадсонз», что в центре Детройта, и направил стопы прямиком в книжный отдел. Там, напустив на себя максимальную беззаботность, я принялся искать свою книгу.
«Цветов» не было. Ни единого экземпляра.
Тогда я представился менеджеру по закупкам. Тот изобразил лицом удивление – почему, дескать, торговый агент ему ничего не говорил? Уж он бы заказал несколько экземплярчиков; а теперь, увы, бум прошел, так что дергаться смысла нет.
Через некоторое время мне стали звонить друзья и коллеги – они так же безуспешно искали в магазинах «Цветы для Элджернона». Я, в свою очередь, принялся обзванивать магазины. Сердце падало, подступала тошнота. Знаю – проходил. Магазин «Даблдей», который работал от одноименного издательства и базировался в небоскребе «Фишер билдинг», оперативно реализовал аж целых три экземпляра; прочие книжные магазины вообще не удосужились заказать мой роман. Управляющие в один голос твердили: какая досада, что автор не поставил их в известность; чего ему стоило – он же местный, в Детройте живет!
Я пожаловался своему издателю:
– Какой прок от положительных рецензий и публичности, если книгу невозможно купить?
Ответ Дэна Уикендена врезался мне в память навечно. Привожу его в назидание писателям будущих времен.
– Дэн, только не говорите, будто не держите связь с книжными магазинами Детройта! Не говорите, что не заинтриговали их новым романом!
– А вот и не заинтриговал, – ответил я. – Неловко как-то себя рекламировать. И потом – разве этим не издатель должен заниматься?
– Дэн, это все ваша ложная скромность.
На всякий случай – может, кому пригодится – скажу: с тех пор я поддерживаю связь с книгопродавцами. Если в магазине обнаруживаются мои книги, я предлагаю подписать их. Продавцы обычно рады этому; я подмахиваю экземпляр, они клеят на обложку стикер «С АВТОГРАФОМ». Такие книги продаются лучше; вдобавок их практически никогда не возвращают издателям.
Словом, все, что нас не убивает, делает сильнее.
После выхода романа (была весна 1966 года) я осмелел. Настолько, что разослал свое резюме в университеты, претендуя на должность, которая гарантировала бы мне в будущем зачисление в штат. На сей раз я получил целых три приглашения на собеседование. Одно из них, из университета Огайо в городе Атенс, казалось многообещающим.
Профессор Эдгар Ван, завкафедрой факультета английского языка и литературы, сказал мне:
– Прочел ваши «Цветы для Элджернона». Великолепная вещь. Предлагаю должность лектора – будете вести курс в рамках нашей программы «Писательское мастерство». При таком раскладе кафедра сможет включить вас в штат сразу, причем как профессора, а не как профессорского ассистента. Вам обязательно направят официальное приглашение – через несколько дней; я же хотел лично и сразу сообщить, что вы приняты на работу.
– Весьма польщен, профессор.
– Видите ли, я всегда считал, что изящную словесность должны преподавать настоящие писатели, а не всякие там эстеты от литературы и прочие критики. Однако, по моим наблюдениям, кафедры английского языка и литературы относятся к писателям примерно так же, как Церковь относится к святым угодникам.
