Этому рецензенту вторит критик из «Лайф мэгэзин»: «Лучшие сцены – вроде той, где Чарли состязается с мышью в прохождении лабиринта – взяты из книги. Худшие – например, обличительная речь Чарли на медицинском симпозиуме – придуманы для фильма».

Фильм немало теряет, потому что развязка, по сути, вырезана. Вот Чарли осознает, что обречен, – и вот уже с окаменевшим лицом сидит на детских качелях; скачок слишком резкий, слишком многое создатели фильма «перепрыгнули». Робертсон говорил, что аудитория, по его личному мнению, не вынесет нравственных страданий за деградирующего Чарли. Я же считаю, что именно в них, в этих страданиях, и заключена основная мощь как рассказа, так и романа; недаром же «хребтом» обоих произведений стала эмоциональная «дуга»! Следовало и в фильме показать трагедию спуска с интеллектуальной вершины.

Нет, я не призываю съемочную группу неукоснительно следовать литературному произведению – однако изменения должны способствовать сохранению цельности произведения, а не модифицировать его ради коммерческого успеха.

Насчет актерской игры Клиффа Робертсона: по-моему, «Оскар» им вполне заслужен.

И все же признаюсь: я рад, что Ральф Нельсон не сыскал в Лондоне белую мышь, которая согласилась бы пошевелить усами.

Семь лет спустя после премьеры фильма «Чярли» пришло письмо от Дэвида Роджерса. Этот автор сочинил по моему роману пьесу для любительских театров. Сейчас он от себя и от лица композитора выражал заинтересованность в том, чтобы сделать первоклассный мюзикл для большой сцены. Идея мне понравилась. Действительно, Чарли с Элджерноном не появлялись еще только в мюзикле.

Роджерс предложил идею композитору Чарлзу Страузу, автору мюзиклов-хитов вроде «До свидания, птичка», «Золотой мальчик» и «Аплодисменты». Близилась премьера его нового мюзикла, «Энни», так что Чарлз Страуз горел желанием взяться за «Цветы для Элджернона».

К слову, пьесу (для любительских театров) вот уже семь лет с успехом ставили в старших классах и драматических кружках по всей стране. Финансировать мюзикл вызвалась «Драмэтик паблишинг компани». Продюсер рассчитывал выпустить новое шоу к концу 1977 – началу 1978 года.

Я напомнил о Клиффе Робертсоне и его «праве первого отказа»; почему-то все были уверены, что Робертсон, не имея интереса в постановке мюзикла, не создаст и проблем.

Как бы не так.

Получив предложение «отказаться», Робертсон оспорил мои права на сделку. Понадобилось три года, чтобы дело рассмотрели в арбитражном суде Лос-Анджелеса.

Тем временем я, разбирая письма, которые читатели «Цветов для Элджернона» слали сотнями, обнаружил нехоженую тропу, приведшую меня впоследствии сразу к двум новым романам. А указала мне ее одна корреспондентка, врач-психиатр.

Она с коллегами проводила исследование: примеры аутоскопии в литературных произведениях (сейчас аутоскопию иногда называют внетелесными переживаниями или отстраненностью). Так вот, группа психиатров отметила, сколь часто в моем романе появляются эти самые примеры. Что имеется в виду, я сообразил; только не понял, почему применительно к «примерам» моя корреспондентка употребляет слово «многочисленные».

Тогда я стал перечитывать роман. К моему удивлению, примеров действительно нашлось изрядно.

Чарли-гению постоянно мерещится прежний Чарли. На концерте в Центральном парке, обняв Алису, Чарли замечает «юнца лет пятнадцати, притаившегося за деревом».

Если верить моей корреспондентке-психиатру, авторы, описывающие аутоскопию, делятся на две категории. Иногда (как в случае с Эрнстом Теодором Амадеем Гофманом) подобные пассажи говорят о душевном расстройстве. Иногда они – просто литературный прием. Корреспондентку мою крайне интересовало, к какой категории принадлежу я. Пришлось объяснять: никогда в жизни, мол, от тела не отделялся; в романе задействовал исключительно свое воображение, а если Чарли видит себя со стороны – значит, так надо для развития темы.

Однако столь частое появление аутоскопии в моих книгах подвигло меня штудировать специальную литературу. От статей о внетелесном опыте я перешел к статьям по смежным предметам и узнал немало занятного о двойниках (темных и обычных), об альтер-эго, о раздвоении личности и, наконец, о множественном расстройстве личности, которое сейчас называют еще диссоциативным расстройством личности.

Также я прочел несколько произведений, где фигурируют двойники: рассказ «Вильям Вильсон» Эдгара По, повесть «Двойник» Федора Достоевского, рассказ «Тайный сообщник» Джозефа Конрада. Разумеется, не обделил я вниманием и две истории из категории нон-фикшн, которые в свое время наделали шуму. Я имею в виду «Три лица Евы» и «Сибиллу»[38]. До меня дошло: никто раньше не писал романов об этом феномене.

Корреспондентка-психиатр посеяла зерна, и скоро проклюнулись ростки моего третьего романа, «Пятая Салли» – о разуме, который не в ладах с самим собой. Вот вам и еще одна «данность», или «donneé».

А вскоре я полетел в Лос-Анджелес, где мы с Клиффом Робертсоном два дня давали показания по делу об авторских правах на «Цветы для Элджернона». Через несколько недель пришло письмо с арбитражным решением.