Демьян специально разбивал о стену костяшки пальцев, обдирал их напильником, а под кожу шприцом закачивал глицерин, так что покрасневшие, ободранные костяшки распухали, и, глядя на них, Лох в законе умилялся на самого себя, представляя себя то непобедимым Брюсом Ли, то самим лидером синяевской группировки Бананом.

Стоя перед зеркалом, Дрызкин подолгу маршировал на месте, отрабатывая крутую разгребающую бандитскую походочку, презрительно сплевывал на пол и проделывал прочие подобные телодвижения. У изголовья кровати, как священник Библию, Дема хранил словарь уголовного жаргона, который регулярно штудировал перед сном.

Сидя за столом в компании Демьян ел и пил только одной рукой, а вторая, разбухшими костяшками вверх, лежала на столе, чтобы все присутствующие могли полюбоваться на его мощные боевые кулаки.

— Теща такой прикол рассказала, — сообщил Лох в законе. — Пару дней назад в ресторане на Пушкинской драка была. Орехово-Зуевский бандит сцепился с грузином. Никак их растащить не могли, вызвали наряд на задержание. Менты обычно в таких случаях с собой злобную розыскную собаку брали, чтобы самим не надрываться, а тут, как на грех, розыскная заболела, так вместо нее прихватили овчарку, которая по наркотикам работает.

Приехали, значит, менты в ресторан, грузин с братком продолжают с кайфом морды друг другу квасить, легавые пускают собаку, орут ей — «фас», «фас» а собака-то добрая, кусаться не хочет, хвостом виляет и между столиками бегает, еду выпрашивают. Ну, ее, естественно, все подряд кормить начали. Но самое смешное — у грузина оказалась природная боязнь собак. Как овчарку увидел, у него с сердцем плохо стало. Посерел весь, на пол свалился. Менты его без всяких проблем и повязали.

— Кого это менты повязали? — распахивая дверь в подсобку, — поинтересовался Глеб.

— Грузина одного в ресторане, — пояснил Андреич и потянулся к бутылке, чтобы налить опоздавшему Бычкову штрафную.

— Проходи, — предложил Глеб.

— Здравствуйте, — вежливо сказал Денис, обводя веселую компанию настороженным взглядом. На пару секунд его глаза задержались на раздувшихся от глицерина кулаках Лоха в законе. Журналист слегка побледнел.

— Кто это? — поинтересовался Андреич.

— Денис Зыков. Новый лоточник, — пояснил Бычков.

Андреич приосанился и демонстративно потер рукавом приколотый к белому халату продавца орден Красной Звезды, полученный в славные времена, когда он был разведчиком в Афганистане.

— В армии служил?

— Нет, — покачал головой Денис.

— Понятно. Значит, ты у нас срок мотал.

— Не мотал, — покаялся Зыков.

— Не мотал? Как это — не мотал? И в армии не был?

Денис вздохнул и покаянно развел руками.

— Чем же ты тогда, мать твою, в этой жизни занимался? — изумился Андреич.

— Да так… То одним, то другим.

— Не пойдет, — покачал головой Андреич. — На хрен нам сдался в нашем образцово-показательном магазине фраер без образования?

— Погоди, Андреич, не кипятись, — успокоил его Глеб. — Сядем, выпьем, поговорим… Доставай, — подмигнул он Зыкову.

Денис поспешно расстегнул молнию спортивной сумки и, вытащив из нее бутылку водки «Во йао чжу у тхиень» , гордо водрузил ее на стол.

Чешуйчатый труп выпотрошенной ящерицы мягко покачивался в желтой, как моча, жидкости.

— Вот, — сказал Зыков.

В подсобке воцарилось гнетущее молчание.

Сторож Хрум нервно икнул и неожиданно для себя перекрестился.

— Что это? — спросил Глеб.

— «Я буду жить пять дней», — ответил Денис.

— Почему так долго? — удивился Андреич.

— Это не я буду жить, — уточнил Зыков. — Это водка…

— Что — «водка»?

— Водка будет жить пять дней, — совсем запутался журналист.

— Слишком долго, — покачал головой бывший разведчик.

— Я не это имел в виду. Эта водка называется «Я буду жить пять дней» — «Во йао чжу у тхиень» .

— Вьетнамская? — спросил Бычков.

— Нет. Китайская.

— Значит это водка! — сообразил наконец лоточник-рецидивист Дубыч. — Что ж ты нам голову морочишь? Так бы сразу и сказал! А то заладил — «пять дней, пять дней»! Кстати, с чего вдруг она так называется? В нее что — яд замедленного действия подмешан?

— Да нет, с водкой все в порядке. Это просто китайская аллегория.

— Че? — недоумевающе вытаращился на Зыкова неофашист Хрум.

— Аллергия? — забеспокоился Лох в законе. — От этой хреновины бывает аллергия?

— Да нет, никакой аллергии, — успокоил Денис. — Самая обычная водка.

— А ящер в ней зачем? — поинтересовался Дубыч.

— Как зачем? Чтобы круче забирала! Есть зубровка, есть охотничья, есть кориандровая, а это — ящеровка! — бодро объяснил Зыков. — Я подумал, что такого вы еще не пробовали.

— А еще есть водка «Жириновский», — вмешался Пеле, небольшого роста лоточник, у которого одна нога была короче другой, что не мешало ему играть в футбол лучше всех в магазине. — С первой рюмки съезжает крыша, от второй рвешься в Ирак, а после третьей идешь в юридическую фирму искать своего папу.

— Пробирает, говоришь? — потянулся к водке лоточник Глист — тощий и наглый молодой шпаненок лет семнадцати, способный, подобно Зое Козлодемьянской, пить водку, почти не пьянея.

— Значит, если в водку зверюгу потрошеную подпустить, пробирать круче будет? — задумчиво произнес Хрум. — Эх, жаль, я вчера Лолиту в помойку выкинул. Мог бы кишки вынуть, а ее, родимую, в водку, — настаиваться. Чем мы, в конце концов, хуже китайцев?

— Что это значит — Лолиту в помойку? — забеспокоился Лох в законе. — Мою Лолиту? Как это?

— Твою, чью же еще, — злорадно усмехнулся сторож. — Больше не будет у нас сосиски воровать.

— Кто эта Лолита? — тихо спросил у Глеба Денис. — Работница магазина? Тоже воровала?

— Да нет, это кошка приблудная, — успокоил Зыкова Бычков. — Демьян ее Лолитой прозвал. Маленькая была, изящная. Я таких не признаю. Я вообще котов не терплю, в магазин пускаю только Бугра. Вот это настоящий мужик. Весь в шрамах. Даже молока не пьет, жрет только мышей. Прямо фанат естественного питания. Никогда не мяукает, только хрипит. За это я его и полюбил. Чем-то он меня напоминает. Однажды торгую, а мне из очереди говорят, что мышь на витрине колбасу жрет. Взял я Бугра, посадил на колбасу, тот колбасу не тронул, а мышь сожрал. Очередь даже аплодировала.

— Что ты сделал с моей Лолитой? — демонстрируя собравшимся накачанные глицерином кулаки, с грозным видом поинтересовался Лох в законе.

— Говорю, в помойку выбросил. Сдохла твоя Лолита.