Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, что же. Я умею быстро схватывать уроки рыболовного мастерства. Скоро я стану делать свои блесны, которые будут ничуть не менее уловистыми, чем у других. И мы тоже, придя на реку, станем вырезать по тонкому стволику тополя. И будем закапывать в песок, чтобы не испортилась в летнюю жару, пойманную добычу.
И, может быть, только теперь, по-хозяйски делая для себя заметки на будущее, я впервые почувствовал себя дома. Среди этой широкой водной глади, песчаных отмелей и голубого неба. И то чувство настороженности и внутреннего напряжения, которое я испытывал почти со времени нашего приезда в этот город, ушло.
Теперь я знал, что буду приходить сюда часто: и этим летом, и следующим. И отыщу еще много клевых мест, и везде буду чувствоваться себя как дома в этом прекрасном и щедром крае. И так будет продолжаться еще много-много дней.
Мы возвращались домой полные самых радужных надежд. За спиной у меня был старый отцовский вещмешок. Он изрядно оттягивал плечи. Солнце стояло почти в зените, было жарко и нам очень хотелось пить, потому что мой отец никогда не брал с собой воды. Где-то над Градижском появилась темная туча. Сначала я не придал ей значения, но отец показал на тонкий шлейф, протянувшийся от нее к земле.
— Видишь эту тучку? Она не простая, а дождевая. Через четверть часа она будет над нами. Если не хочешь вымокнуть до нитки, нам нужно поспешить.
Но как ни ускоряли мы шаг, перед домом совсем уже перейдя на трусцу, вернуться сухими нам не удалось. Но что такое теплый майский дождь для уставшего от зноя спутника, особенно, если он еще так молод!
Подъемразгибом
В восьмом классе я был еще низковат для своего возраста.
Поэтому восклицание при знакомстве моем с новым классом «Солидный фраер!» было, вроде как, и не про меня.
Правда, за последний год я подрос и окреп.
В Табурищах по утрам я вскакивал раньше всех, выбегал в одних трусах во двор, делал физзарядку, а затем умывался до пояса водой из колодца.
Когда выпал снег, а зима в том году была на Украине холодная и снежная, заменил последнюю процедуру обтиранием снегом.
Я не болел, и только однажды, когда я сначала обтерся снегом, а потом начал делать упражнения на морозном ветру, на шее вскочил крупный фурункул.
В нашем городе не оказалось тренера мужской гимнастики. Была только тренер гимнастики женской и девчоночья секция, а при ней пара ребят — энтузиастов. Разумеется, я тут же к ним присоединился. Старшим из нас был Вова Смирнов, я оказался средним, а самым младшим был Юра Воробьев, которого все звали не иначе, как Воробей.
Занятия проходили в спортзале нашей школы в вечернее время.
Иногда к нам приходил, видимо по согласованию с руководством, совсем взрослый дядя по прозвищу «Подъемразгибом».
Это был сорокалетний убежденный холостяк, плотный, но не толстый, поросший на груди и спине жесткой курчавой порослью волос.
После разминки выполнял на брусьях одно и то же упражнение: подъем разгибом из упора на руках. Зато исполнял он его в темпе и помногу раз подряд. Отдохнет и подойдет еще раз, и опять: подъем разгибом, подъем разгибом.
Если не считать «Подъемаразгибом», мы были предоставлены сами себе. Поэтому каждый делал только то, что мог. А упражнения на снарядах, как оказалось, мы умели делать приблизительно одинаковые, по первому юношескому разряду. Все зависело только от морально-волевых качеств.
Поэтому на всех соревнованиях первым всегда был Власов. Он и в жизни был такой: отличник, по-моему, сын какого-то начальника на ГЭС.
Воробей, как обычно, отставал.
Это был высокий, хлипкий парень, с тонким, почти девчоночьим голосом и таким же характером. Его вечно обижали местные хулиганы, и мы частенько с Власовым ходили его провожать.
Впрочем, только физической подготовкой польза таких занятий и ограничивалась. Тренер по имени Лариса на нас внимания почти не обращала, да и чем-либо помочь она не могла. Единственно, она брала нас с собой, когда выезжала вместе с девчонками на соревнования в Кировоград.
Эти поездки остались у меня в памяти, как дни бесконечного позора. Конечно, к соревнованиям нужно было готовиться, но оттачивать чистоту выполнения элементов самостоятельно мы еще не научились. Поэтому при подходе к нарядам часто ошибались. Особенно мучительно для меня было выполнение акробатических упражнений на ковре. Когда остаешься как будто один в большом освещенном зале и под звуки рояля пытаешься изобразить что-то, отдаленно похожее на обязательную комбинацию.
Если же искать в этом хоть какую-то пользу, то, да, я научился после падения собираться и продолжать начатое.
В плавнях
Погожее лето степной Украины
С полуденным зноем и редким дождем.
В июне здесь падает пух тополиный,
А в августе — звезды под Млечным Путем.
Я провожу это лето один, без приятелей, и мне совершенно не скучно.
Во-первых, из-за книг, которые я научился читать быстро и по много страниц за раз.
А, во-вторых, я всю неделю делаю блесны, по несколько штук в день, а в воскресенье мы благополучно их топим.
Конечно, прикладываю руку и я, но значительно успешнее делает это отец. У него на этот счет существует своя теория: где больше коряг, там и рыбы больше. Сделав зацеп и оборвав блесну, он не уходит с этого места, а забрасывает туда же вторую, третью и так далее.
Единственная реальная возможность избежать дальнейших потерь — взять его за руку и увести подальше от злополучной коряги. Это помогает, но ненадолго. Мы уходим домой не от того, что устали или проголодались, а от того, что закончились блесны.
А в понедельник все начинается сначала. Я достаю большой лист нержавейки, прикладываю к нему образец и гвоздем обвожу по контуру несколько раз. Я намечаю несколько таких контуров, чтобы успеть закончить их сегодня. Конечно, я мог бы вырубить за один день двадцать или тридцать заготовок, а завтра их обточить, но это будет не так интересно. Мне нравится делать блесны по одной: вырубить, обточить, выгнуть, вдеть колечки и, нацепив карабинчик и тройник, подержать на весу — еще