Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он нахмурился, почувствовал, как в животе образовался холодный ком. Снова вернулся к столу, присел на стул.
– Вы что-то знаете, Изольда Марковна?
– Ничего конкретного, – буркнула под нос, а сама при этом глаза опустила.
– Если что-то знаете – скажите.
Она вздохнула, подняла на него усталые глаза.
– Возможно, я ошибаюсь. Но… на днях видела ее в коридоре с другим.
– Может, просто одногруппник?
– Нет, он не из ее группы. Но не в этом дело. Я не знаю, как объяснить. Вроде они ничего и не делали такого уж, но это… Это просто чувствовалось.
– Чувствовалось что? – сипло спросил Денис.
– Что между ними что-то есть. Что-то неуловимое… Но это видно сразу. Прости уж, но я знаю, что, когда затягиваешь, еще больнее будет. – Потом вскинулась: – Ну и я могу тоже, конечно, заблуждаться…
* * *
Вот все и объяснилось. И отстраненность ее, и вечные отговорки… У нее кто-то завелся. Видимо, еще все не так серьезно, если она напрямую ему не говорит. Да и не видел ее никто с ним, а то бы быстро донесли. Но почему-то сразу, ни минуты не колеблясь, Денис понял: Изольда не врет. Только вот что теперь с этим делать?
Он буквально голову сломал. Предъявить ей или нет? Если начнет выяснять отношения, то, скорее всего, отношения этим и закончатся. По себе судил – сам всегда рвал, когда его пытались прижать к стенке. А с Аленой расходиться он не хотел. Он много всего к ней чувствовал, но именно теперь острее всего хотелось привязать ее к себе, ну а потом… Потом уж показать характер. Может, даже и отыграться. Так что нет, с допросом к ней и с претензиями он приставать не будет. Но и терпеть, что она за спиной… с другим… тоже не станет. Он просто выяснит, кто этот другой. И устранит. Сделает так, что тому, другому, больше не захочется к ней подойти даже близко. Сделает так, что тот горько-горько пожалеет, что вообще посмел на нее смотреть.
Всем своим – и друзьям, и шестеркам – Денис велит прямо сегодня следить в оба, и чтобы сразу ему говорили, если увидят Алену хоть с кем-нибудь.
Да, это, пожалуй, единственно верное решение. А сам он будет с ней вести себя так, будто ничего и не случилось. Будет – как там она сказала? – хорошим, добрым, заботливым.
Но на душе все равно было тяжело. Он-то ведь к ней со всей душой, а она… Недотрогу из себя строила, а сама…
Не удержался, завернул по пути домой в супермаркет. Только на этот раз затарился пивом и водкой. На трезвую голову терпеть такое расстройство было невмоготу.
Костян, увидев содержимое пакетов, возликовал. В комнату стеклись все свои. Кто с квашеной капустой, кто с огурчиками. Быстро соорудили на стол, но после первой ноль-пять захотелось горяченького, желательно мясного. Яковлев, все еще злой (хотя обычно, приняв на грудь, он добрел) пошагал в пятьсот двадцать вторую. И с преогромным удовольствием задал шороху трем товарищам. Толик отделался легким испугом, потому как без возражений рванул стирать его футболку. Азамату пришел навесить пинка за медлительность. А Ивану привычно выписал дозу от борзоты. Зарядил в ухо и в живот, чтоб не расслаблялся.
И что странно: вроде и спустил пар на первокурсниках, а все равно внутри клокотала злость. Потому что, догадался, злился-то он не на них, а на неведомого урода, посмевшего перейти ему дорогу.
«Ну ниче-ниче, – пообещал себе Денис, – он еще попляшет у меня».
После второй бутылки он немного повеселел. Рассказал пацанам, что, мол, некто подбивает клинья к его девушке. Те сразу взвились – хоть сейчас его четвертовали бы. Только знать бы, кто он, этот безумец. Заверили, что выяснят в самое ближайшее время.
– Только надо так, – предупредил Денис, – чтобы она этого не узнала…
У него были еще кое-какие соображения, но не успел их озвучить: кто-то постучал в комнату, раз, другой.
Денис распахнул дверь и остолбенел. Там стоял вчерашний преподаватель, которого он по незнанию обозвал бараном.
Само по себе это явление вызывало как минимум сильное удивление. Как? Откуда? Почему? Вообще-то преподаватели – такие молодые, новички, – тоже жили в их общежитии, но занимали комнаты только на верхнем, девятом этаже и вниз, к студентам, никогда не спускались.
Вот только у этого препода в руках была знакомая кастрюля с прокисшим супом, и это полностью и бесповоротно завело Дениса в глухой ступор. Он так опешил, что толком даже не успел ничего спросить. Препод всучил ему эту дурацкую кастрюлю и ушел. Ничего не объяснил, лишь посмотрел многозначительно, мол, догадайся сам. Или что?
Денис медленно развернулся и подошел к столу.
– Фу, блин, что за вонь! – скривился Костян.
– Пацаны, я вообще ничего не понял. Это что сейчас было?
– А что было?
– Да пришел тот препод, ну на которого я тогда на лестнице наехал. Вот это мне сунул и ушел.
– Может, он с кем из первачков знаком и они стукнули? – предположил Серый.
– Не знаю, – пробормотал Денис. – А почему он ничего не сказал?
– Может, спешил.
– Дэн, давайте уже избавимся от этой вони? Хоть на кухню вынесем, а то сейчас блевану, – предупредил Костян.
Кастрюлю они вынесли, но еще долго обсуждали странный визит, пока Серый не сменил тему:
– Пацаны, видели на стенде? В пятницу посвящение в студенты у первачков будет. Ну что, приготовим для них программу?
– Обязательно! – воодушевленно подхватили и Денис, и Костян.
Весь вечер вторника до глубокой ночи парни напряженно ждали возмездия за выходку Максима.
Азамат и Иван при этом хотя бы хорохорились, что за такую шутку и по физиономии получить приятно. Даже посокрушались, что не видели выражение лица Яковлева в тот момент. Допытывали, как тот отреагировал.
– Офигел он, да и все, – пожал плечами Максим, не уточняя, что шок у него вызвала скорее не кастрюля, а он сам.
Ну а Толик бурчал недовольно, предрекая, что теперь всем не жить из-за дурацкой забавы.
– Не бзди, – усмехнулся Иван. – Тебя он пощадит. А то кто ж ему будет трусы стирать?
– Трусы я ему не стираю! – воскликнул Толик возмущенно.
– Ну носки – велика разница.
– Фу, блин! – скривился Максим.
– Ты ему тоже посуду мыл, между прочим, – обиженно ответил Толик Ивану. – А у меня болевой порог низкий.
– Может, напомнить, что они со мной делали перед этим? А тебе только свистнут, и ты уже бежишь во всю прыть исполнять поручение.
– Они тоже меня били в августе, когда вас еще тут не было! Я долго держался! А у меня почки больные.
Максима раздирали противоречия. С одной стороны, противно все это было: носки, посуда… Бред какой-то! Как можно позволять так помыкать собой? А с другой стороны, жалел их, даже этого трусоватого Толика.