Пришлось вынужденно усмехнуться. Возразить этому было нечем, да и не было в том нужды. Отца Александра моя ухмылка привлекла, и он тоже улыбнулся, в отличие от моей улыбки в его сарказма не было никакого.

— Я вам сейчас начну говорить вещи, от которых ваше желание уйти только усилится. Но я по-прежнему настаиваю на том, чтобы вы остались, поскольку вы заинтересованы в благополучном исходе дела в первую очередь.

— Почему я? — повторил я свой вопрос суточной давности.

— Потому что каждый человек, задумывается он об этом или нет, заботится в первую очередь о себе. Это естественное чувство самосохранения и продолжения рода. Я сейчас говорю не о духовном — о физическом.

— Надеюсь, вы меня не сильно напугаете. Хотя, после вчерашнего… — Я поколебался. Страшнее вчерашнего дня в моей жизни действительно ничего не случалось.

Лида подошла, и я впервые за все время разговора подумал о ней. Наверное, она хочет поднять с пола стакан. Но произошло иное. Девушка подошла, положила руку мне на плечо. От этого прикосновения упругой, еще никем не тронутой девичьей груди сердце мое сжалось и затрепетало… Мне все время думалось, что дети посредников между небом и землей ведут более целомудренный образ жизни.

— Вы чем-то привлекли мою дочь, — спокойно заметил священник, и я не заметил у него в глазах той отцовской тревоги, которая всякий раз случается, когда отчие уста произносят такие фразы. — Не скрою, мне вы тоже симпатичны.

— Отец Александр… — начал я, соображая, как задать вопрос, чтобы он выглядел соответственно заведению, в котором я находился, — я хочу спросить вас…

— Не безумен ли я?

Поиграв бровями для приличия, я сказал:

— Вообще я хотел сказать — «спятил», но синоним, вами предложенный, вполне пригоден. У меня глубочайшее подозрение, что у вас и у дочери вашей небольшое…

Он выставил перед собой руку, предупреждая мои дальнейшие слова. То же относилось, видимо, и к девушке, которая сжала мое плечо так, что я был вынужден поежиться. Невольно, я думаю, сжала…

— Вы пришли из мира, истинную суть которого разглядели лишь тогда, когда стали по-настоящему очищаться. Когда с вас пала маска фарисея. Но для этого вас пришлось отравить, поскольку ни вы, ни любой из тех, кто остался в вашей компании и продолжает на кого-то работать, не захочет видеть плоды своей работы добровольно. Ни одно лекарство не бывает сладким, разве что яд в виде сухих клубничных каш. И мне пришлось вам дать это лекарство. Прежде чем стать святым апостолом Павлом, Савл сказал: «Убейте его!» И это он говорил убийцам своего дяди. Но он увидел Христа по дороге в Дамаск, очистился, и он пришел в Рим проповедовать. Вы же, решив, что очистились, приехали сюда, чтобы набраться сил перед новым искушением.

— Я не понимаю, что вы говорите… — пробормотал я, слушая биение своего сердца.

— О нет, вы понимаете. Когда перед вашими глазами перестанут мелькать цифры отчетов и компьютерный сленг перестанет вас напрягать, вы снова вернетесь в свой мир. Но тот, кто пришел за вами следом, останется здесь пожирать всех, кого вы облагодетельствовали своим появлением, молодой человек…

— О чем вы говорите? — оглушенный, шептал я и чувствовал, как шумит в моей голове ураган мыслей.

Он поднял на меня усталый взгляд, и я не услышал, а лишь увидел, как шевелятся его губы:

— Неужели вы не видите того, кого привели за собой в этот город?..

Я обернулся. За моей спиной, поглаживая мои плечи, стояла девушка.

— Лида…

— Она встала меж вами, чтобы вы слышали только меня.

Мне стало нехорошо.

— Он завладел душой вашего товарища, и тот убил себя. Он завладел и вашими помыслами. Разве не вы помогли несчастному наложить на себя руки?..

Я беспомощно оглянулся и посмотрел на Лиду. Она не ответила мне ни жестом, ни словом.

— Вы вошли в здание, которое посчитали за храм, и подарили деньги.

— Я жертвовал на церковные нужды… — пролепетал я.

— Это не церковь. Это секта. И сразу после вашего ухода алчность овладела несколькими ее членами. И один из них убил другого. Вряд ли кто-то, кроме нас, знает истинную причину этого убийства.

— Но я не знал, что это секта.

— Конечно, не знали. Ходящий за вами по пятам водит вас только туда, куда угодно ему. Это вы его не видите… А я его вижу очень даже хорошо… Мы старые… друзья, Артур Иванович… очень старые, — бормотал священник, поглядывая куда-то поверх головы Лиды. — И пока он не затмил ваш разум окончательно, пока этот город не погрузился во мрак, я решил вернуть вам зрение. Вчера ночью вы прозрели и увидели творение рук его.

— Я не верю вам… — И голова моя против моей воли стала качаться из стороны в сторону.

— Когда вы станете ему не нужны, он убьет вас. Смерть ходит по правую от него руку и только ждет команды. Вы приехали, чтобы заняться трудом, который не будет вас утомлять, но вы ни разу не подумали о том, какие это повлечет последствия. Вот эта река, — он показал в окно, — этот родник, этот лес… Разве они заслужили, чтобы умереть? А люди, с которыми вы теперь общаетесь и не приносите ничего, кроме несчастий? Сколько вас, покинувших суетный мир, возвращающихся и возвращающихся в него всякий раз, когда заканчиваются средства? Мода — придумка Зверя, и отречение от суеты без очищения еще хуже, чем просто творение зла. Кто-то, решив, что накопил достаточно, уезжает на остров, кто-то в тайгу, кто-то в тихий городок, как вы… Но едва вас заест тоска по хорошему вину и праздной жизни, вы тотчас вынете из кармана сотовый телефон или золотую кредитную карту. Вы ведь тоже не с пустыми руками сюда приехали, Артур Иванович? Думается мне, что кое-что вы припасли и для отступления, верно?..

Я молчал, потрясенный.

— Дауншифтинг — это называется, не так ли? Слуге господа не возбраняется смотреть телевизор, раз патриарху Всея Руси разрешено говорить в микрофон… Вы ополоумели уже до того, что не можете выразить мысль русским слогом. Дауншифтинг — переключение на низшую передачу — это из автосленга, если не ошибаюсь… Уход от накопления капитала в спокойную жизнь, понижение жизненных оборотов, мысли о душе и племени… Но это вы так думаете. На самом деле дословный перевод с английского — «движение вниз». Но так вы не переведете никогда, потому что сие немодно. И невыгодно. В том мире, откуда вы прибыли, падающих вниз презирают. Да и вам вряд ли интересно опускаться в преисподнюю, вместо того чтобы приближаться к богу? Прибывая в не тронутые дьяволом места, вы увешиваете свои скромные жилища иконами из зданий, на которые жертвуете средства, вы даже не задумываетесь над тем, кому жертвуете, и Матерь Божья, видя, как вы губите все, к чему прикасаетесь, рыдает. А вы думаете — мироточит…

Я молчал, глядя на пустой стакан, на дне которого застыли рубиновые капли, а священник, трогая рукой крест, сказал:

— Вы недурной человек, но вы погубите этот город. Я чувствую смерть…