– Я счастлив, что доставил вам удовольствие, – сказал граф.

– Удовольствие! – повторила графиня. – Последние десять лет мы не могли дождаться, чтобы ты наконец женился!

Она протянула руки к Офелии:

– Подойдите ко мне, дитя мое, и расскажите, как это вы оказались такой умной, что заполучили этого самого неуловимого и самодовольного холостяка во всей стране?

– Не нужно смущать Офелию, – вмешался граф, чтобы избавить ее от необходимости отвечать. – Она жила у Нэнни, и Нэнни наговорила ей столько всего, что сейчас я, может быть, герой всех ее снов и мечтаний. Мне не хотелось бы ее разочаровывать.

– Ну, я думаю, что только ты один можешь это сделать, – ответила графиня.

Граф легкой улыбкой и поклоном дал ей понять, что ценит остроту ее языка.

Во время небольшого ленча, поданного только для него и Офелии, потому что графиня уже поела раньше, Офелия все время посматривала на него с недоверием, как будто бы весь мир перевернулся у нее перед глазами, и она не понимала, что теперь ей делать. И одновременно в ее глазах читалось, что это чувство было для нее невыносимо волшебным.

Перед самым отъездом, когда графиня в сопровождении Доуса отправилась на свое обычное место в салоне, они остались вдвоем.

Он ничего не говорил, стоял и смотрел на нее, а она спросила неуверенным голосом:

– Вы действительно... подразумеваете именно то, что сказали, или... это для того, чтобы я выглядела более респектабельно?

Он подумал, что это было бы вполне разумным объяснением того, что здесь произошло. Через минуту он сказал ей очень спокойно:

– А вы хотели бы, чтобы это так и было?

– Я думаю о вас...

– А я прошу вас подумать о себе, – сказал граф. – Это то, что вы, в отличие от большинства женщин, постоянно забываете делать.

– Но вы же не можете... действительно хотеть... жениться на мне...

– Почему же?

– Потому что вы такая важная персона... так великолепны... и знаете, что я совершенно не гожусь в жены для такого человека, как вы.

– Думаю, что это я решаю, – ответил граф. – Вы должны простить меня, дорогая, за то, что я не спросил сначала вас, как следовало бы, а сразу сказал двоюродной бабушке, потому что знал, что она позаботится о вас так, как мне бы того хотелось.

– Вы действительно... хотите сказать... что так и есть? – неуверенно спросила Офелия.

– Именно это я и хотел сказать, – ответил граф, – что больше всего в жизни я хочу, чтобы вы стали моей женой.

Ему показалось, что комната внезапно осветилась светом тысячи свечей, когда он встретил взгляд Офелии. Затем, пробормотав что-то неразборчивое, она приблизилась к нему и спрятала лицо у него на плече.

– Я... мне снится сон, – прошептала она. – Я даже не осмеливалась молиться, чтобы вы когда-нибудь полюбили меня...

– А вы хотели этого?

– Я вас любила... я думаю, уже миллион лет, – ответила она. – В вас есть все, что должно быть в настоящем мужчине... Мне ни на секунду и в голову не могло прийти, что я могу что-то для вас значить.

Граф повернул ее лицо к себе.

– Когда у нас будет немного больше времени, – сказал он, – я расскажу вам, что вы значите для меня и как я вас люблю.

С этими словами он наклонил голову, и его губы коснулись ее губ. Он не мог вообразить, что губы женщины могут быть такими нежными, покорными и в то же время такими волнующими.

Сначала он целовал ее очень нежно, почти как ребенка, которым он ее и считал. Затем, чувствуя, как она всем телом прижимается к нему, ощутив, что внезапный порыв страсти заставляет ее ответить на его поцелуй, он понял, насколько это отличается от всего, что было когда-либо ранее. В нем пробуждались чувства, доселе незнакомые ему, в которых было нечто священное и вместе с тем гораздо более волнующее и чудесное, чем все, что может испытывать человек.

Офелии казалось, что он наполняет собою мир, землю и небо и что это и есть то, чего она всегда хотела, – это любовь, являющаяся частью Бога.

Объятия графа приносили ей чувство безопасности и надежности, присутствие его рядом отгоняло прочь все страхи и даже воспоминания о том, что когда-либо заставляло ее бояться.

Ей чудилось, что он возносит ее на небеса, что она не стоит больше ногами на земле, а слышит музыку сфер, и все темное и угрожающее осталось позади.

– Я люблю вас... я люблю вас, – прошептала она, когда наконец он поднял голову и, глядя в ее лицо, сказал:

– Я люблю вас, моя дорогая.

Его голос прозвучал необычно, слегка хрипло и неровно. Затем он снова привлек ее к себе и целовал до тех пор, пока она не подумала, что невозможно чувствовать то, что чувствует, и не умереть от счастья.

Она не знала, что в этот момент граф вспомнил, как чуть не потерял ее.

Он отпустил ее и сказал:

– Я должен кое-что сделать, дорогая. То, что необходимо сделать. Но вы останетесь в безопасности с бабушкой Аделаидой. И если я не вернусь сегодня вечером, то вернусь завтра утром. И тогда мы решим, как скоро мы поженимся.

– А может это быть... очень скоро? – спросила Офелия.

– Как только вы позволите это сделать, – ответил граф. – На самом деле, как только вы будете готовы.

– Я готова сейчас, – ответила Офелия.

Он засмеялся:

– Вы должны дать мне время получить специальное разрешение, если хотите, чтобы нас обвенчали со всей полагающейся помпой на Сент-Джордж-Ганновер-сквер.

Офелия слегка вскрикнула:

– Нет... пожалуйста, только не торжественная свадьба! И... – Она остановилась.

– Что вы хотели сказать? – спросил он.

– Я не могу вынести... что мачеха будет там и будет... ненавидеть меня.

– Ее там не будет, – твердо сказал граф. – Предоставьте это мне.

Он поцеловал ее снова, еще более нежно, и затем, обняв за плечи, привел в салон.

– Присмотрите за ней, бабушка Аделаида, – попросил он. – Это драгоценная личность, и я не могу теперь представить себе жизни без нее.

Он говорил с искренностью, заставившей графиню бросить на него быстрый взгляд.

– Ты удивляешь меня, Рейк, – сказала она, – и в то же время я тебе верю.

– Вы должны мне верить. Помните, вы единственный человек, которому мы доверяем наш секрет в надежде, что вы его сохраните.

– Вы доверяли мне и в прошлом, – сухо заметила графиня.

– И вы никогда меня не подводили, – подтвердил граф, – но происходящее сейчас для меня гораздо важнее всего, что со мной когда-либо случалось.