– Всё.

Шарван заглушил двигатель и повернул лицо к ней. Она с трудом оторвала взгляд от часов. Очки обводили его глаза кругами, как от бессонницы. Чисто выбрит. Каждое утро он брился электрическим «Филипсом». Только сейчас обратила внимание.

Анна чуть не выпала из машины от неожиданности, когда дверцу открыли снаружи. Перед глазами оказался тряпичный пояс брюк. Подняв глаза, увидела большеголовое немигающее существо, после недолгих колебаний отнесённое к женскому полу. Очень круглая голова, рыжеватый пушок волос сверху, бледные веснушки.

– Привет. Рада тебя видеть. Идём.

Анна вышла из машины, немного постояла, обретая равновесие, но существо повторило:

– Идём, идём, – и быстро зашагало в сторону одного из зданий. На полсекунды растерявшись, последовала за женщиной. Лишь раз бессильно оглянулась на автомобиль. Тёмный. Нужно будет спросить у Шарвана, какая точно модель, когда он будет уезжать. Нужно будет проводить его.

– Света, – представилась сопровождающая, когда Анна добежала до неё.

– Аня, – пробормотала.

– Знаю.

Света завела её внутрь здания, в темноватую прихожую или полуподвал. Потом они поднялись на лифте и долго шли по загибающимся коридорам. Вокруг сновали люди. Анна смущалась, опускала взгляд на плитку пола, белую и зелёную, она отвыкла от человеческого присутствия, но на неё всё равно никто не обращал внимания. Все были заняты, и все в такой же невзрачной зеленоватой одежде, как Света.

Света, не останавливаясь, поведывала о жизни в Колонии: вообще здесь хорошо, существование тонко налажено, есть горячая вода, электричество, отопление, уходить бесполезно и некуда, вкусное здоровое. (они остановились возле маленькой комнатки, чернявая грустная девушка выложила на стол запечатанный полиэтиленовый пакет с постельным бельём, Света расписалась и передала пакет Анне)… питание три раза в день, крыша над головой, развлечения, одежда выдаётся, она вольна, конечно, носить и своё, если хочет, но тогда будут проблемы со стиркой и износом, как тут после центрифуги разберёшь, где чьё, личные вещи лучше надевать по праздникам, все так делают, она ещё найдёт себе много понимающих друзей, жизнь превратится в долгий праздник, Колония сама обеспечивает себя всем необходимым, так что немножко поработать придётся, не больше чем там, но ведь без работы было бы скучно (запечатанный пакет с одеждой, Света расписалась), что она, кстати, умеет делать, ладно, потом, это регистратор, после того как вымоется, пообедает, подстрижется, как зачем стричься, за время пути могли завестись вши, сейчас покажет, где она будет спать, и занесут постель. А вообще здесь настоящий рай для таких, как они обе.

Света улыбнулась, глядя в глаза, и Анна попыталась улыбнуться в ответ этой рахитичной голове, думая только о том, как бы улизнуть хоть на секунду, попрощаться с Шарваном и поблагодарить его… За что – не знала сама.

– Там туалет. Нам сюда. Некоторые, как слышат «колония», так сразу пугаются, что это тюрьма, но всё обстоит совершенно не так, наоборот. Колония – латинское слово, по происхождению связанное с обработкой земли и родственное слову «колесо», Колония Агриппина, например, знаешь что это? Это Кёльн. Город такой. А Колония Сант-Хорди? Это курорт в Испании, рай на земле.

Они оказались в гигантском помещении, освещённом лампами дневного света. Вверху тихо гудела вентиляция. То, что на первый взгляд выглядело как ряды этажерок с блеклыми вещами, оказывалось кроватями, рядами многоярусных кроватей. Вернее стойками, к которым, как ячейки, крепились спальные места. До потолка. Ряды разделялись перегородками и лестницами, по которым поднимались и опускались жилицы – здесь были только женщины. Анна не считала ярусы, стояла оглушённая.

– Твоя – четыреста вторая. Давно ждала тебя! Закинь постельное, а одежду возьми с собой, наденешь, когда вымоешься.

Нерешительно взялась за перекладину лестницы.

– Не тот ряд! Вторая – значит самая левая лестница. Так? Четвёртый уровень! Ничего, освободятся места, переберёшься пониже. Сейчас нас не очень много в Колонии, были времена, здесь было переполнено.

Поднимаясь, всей спиной чувствовала свою нелепость. Чувствовала, что Света наблюдает. Место четыреста два при ближайшем рассмотрении оказалось не таким уж и маленьким, размером почти с двуспальную кровать. Матрас, подушка, несколько крючков и полочек, как в поезде. Сетка, которую можно поднять, – страховка от случайного падения.

– Что ты там так долго? Спускайся, потом обустроишься. А то до обеда помыться не успеешь.

– Я не голодна.

– Все так говорят. Ничего, привыкнешь – понравится. Наша Колония – это чудо, во-первых, чудо, что мы все оказались в одном месте, – Света понизила голос, – ты видела эти пространства пока добиралась, представила – если распределиться равномерно, если бы мы рассеялись? А так и было… Но есть большее чудо: то, что чужие и друг другу неинтересные… Туда проходи! Гм… люди, случайно оказавшиеся в одном месте, вместо того чтобы драться и выяснять, кто на кого будет трудиться… здесь налево… ни с того ни с сего сложились в единый организм, и этот организм вдруг сам ожил, и заработал справедливо и разумно, и выросли здания, и нам всем хорошо в них.

– А можно я сейчас… Мне совсем на секунду в машину сбегать?

– Тебя ждут уже полчаса!

Старомодная парикмахерская. Женщина в халате с ножницами. Анна расслабилась в кресле и слишком поздно поняла, что с ней делают, – голову обривали наголо. Она хотела сказать: «Вы рехнулись, что ли?» – но было поздно, волосы посыпались вниз. Взвизгнула под ухом машинка, обнажая кожу головы. Всё равно не решилась бы сказать…

– Ещё лучше потом расти будут, – комментировала из угла Света, – Марину Цветаеву помнишь? Всё, теперь в душ… Да, принадлежности получить.

Душевая оказался большой, на пятьдесят кранов, но сейчас только Анна находилась в ней – Света ждала снаружи. Разделась медленно. Сняла свои весенние, автобусные брюки и блузку. До дыр истёртые, все в пятнах. Вряд ли они ещё годились для праздника. Как непривычно легко шее. Рука тянется убрать волосы со лба – и нечего. Посмотрелась в тусклые зеркала. Восхитительно-тифозная голова, белая-белая… Над правым виском торчит волосок – недостригли. Большой обиженный рот, съёжившиеся соски, такой волосатый по сравнению с головой лобок и щуплые ноги. Недощипанная курица, растаявшая после глубокой заморозки. Включила душ, хлынула вода. Открыла мыльницу. Заметила, что раздевалась, не выпуская из рук полученную под роспись зубную щётку. А паста где?

Света уже сердилась, когда она вышла:

– Ну ты и моешься, так и воды не напасёшься, и без еды останешься.

– Мне совсем не хочется есть. Я на самом деле должна забрать ещё кое-какие вещи из машины, я ничего не взяла.

– Успеешь. Идём за мной.

В столовой было душно, но довольно холодно. Света показала Анне её место за длинным столом. Сновали официантки, было чисто. Перед ней поставили тарелку с супом. Унесли. Тарелку картошки с сосиской. Унесли. Она сидела прямо, руки на коленях, смотрела перед собой. Её контузило шумом голосов, лязгом вилок и ложек, количеством питающихся – после стольких недель тишины и шёпота.