— По останкам определить невозможно. Могли и в один и тот же день.

— Хмм… Если с ним расправились в тот же день, когда сгорела сауна, то кто он?

— Кстати, патологоанатом Лопахин обнаружил у убитого перелом левой ключицы. Причем он появился незадолго до гибели, приблизительно за месяц. Я приложил и это заключение.

— Вы неплохо поработали. Есть над чем поразмыслить.

Поздно вечером, когда Елена в ночной сорочке расстилала постель, ей неожиданно позвонил Валеев.

— Я нашел опера, который работал по сауне. Долгов его фамилия! — возбужденно докладывал Марат. — Раскрутил его на теплый разговор. Хорошо, что сразу восемь трупов.

— Валеев, ты слышишь, что говоришь? Восемь трупов — это, по-твоему, хорошо?

— Зато Долгов в теме — такое не забывается. Мы посидели, накатили и…

— Валеев, ты пьян?

— Пришлось принять удар по печени. Иначе старого опера не разговоришь, — оправдывался Марат.

— Понятно. Давай отложим разговор до утра.

— Там все не так просто. Долгов такую загогулину нарисовал!

— Вот завтра и объяснишь про загогулину.

— А хочешь, я сейчас приеду? К тебе! — выдохнул Марат.

— Ну уж нет! Утром на работе расскажешь.

Марат молчал. Елена слышала его дыхание и хотела уже попрощаться, когда он тихо признался:

— Вообще-то я уже тут… у твоего подъезда.

Елена шагнула к окну и выглянула во двор. Под фонарем, задрав голову и приложив телефон к уху, стоял Валеев. Он заметил ее в освещенном окне и помахал рукой.

— А хочешь, я тебе спою, как в школе? — предложил Марат.

— Не вздумай! — Елена помнила, как на звуки его серенады, исполняемой под гитару, на балконы вывалили соседи.

— Я тихо. — И Марат, переделывая слова, шепотом затянул песню Муслима Магомаева: — Леночка моя миленькая! Все пройдет, и ты примешь меня. Примешь ты меня нынешнего, нам не жи-и-ть друг без дру-у-га-а…

Елена задернула шторы и отключила телефон. Ее сердечко колотилось, расталкивая по сжавшимся артериям пылкие угольки болезненного восторга. «Это из-за высоты, — уговаривала она себя. — Не слушай его, он же пьяный!»

А в голове у нее стучало: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. «Нам не жить друг без друга…»

Елена украдкой выглянула в окно. Марат продолжал петь в отключенный телефон. Для себя и для нее. Ей показалось даже, что она слышит его голос: «Прошу, стань добрей меня, стань ласковей…»

Она отшатнулась. Это невозможно! Нет! Не думает же он, что после его сумасшедшей выходки она бросится к нему в объятия? Не дождется! Она не легкомысленная девчонка!

И Елена снова взглянула вниз. Марат уходил.

Ну и хорошо, ну и слава богу. Он там, она здесь. Между ними темная ночь и холодная осень. А песня — это всего лишь…

Лена заметила, как Марат сел в машину. И тут же на нее нахлынуло беспокойство. «Дурак! Ты же выпил! Тебе нельзя за руль! Немедленно остановись!»

Ее глаза заметались в поисках телефона. Елена обшарила расстеленную постель и схватилась за трубку. Остановить! Надо запретить ему ездить на машине! Сейчас она скажет ему такое! Но палец дрогнул. Он уже едет, и если ответит на звонок, будет только хуже.

Елена бессильно опустилась на кровать, обхватила себя за плечи и закачалась. Ну что за охламоны эти мужики?! Разве заснешь после такого?

Вот уже час следователь Петелина пыталась составить обвинительное заключение по уголовному делу, которое предстояло передать на подпись прокурору. Работа шла туго, ее внимание рассеивалось. Елена чувствовала себя так, словно была за рулем в плотном потоке машин. Глаза устремлены в бумаги — это главная дорога. Каждые пять секунд — отрывистый взгляд на дверь кабинета, как в боковые зеркала: что там? А уши настроены на звуки, доносящиеся из коридора. Сейчас откроется дверь и войдет Марат. Как вести себя с ним после вчерашнего? Если бы он ограничился только песней, а ведь он такое отчебучил…

…Утром Елена вымыла голову и с особой тщательностью подошла к выбору одежды. В мундир ей полагалось облачаться, отправляясь в суд или другие государственные организации. Частенько она надевала форму, чтобы поставить на место чиновника-свидетеля или произвести должное впечатление на обвиняемого во время допроса. Сегодня же следователь Петелина хотела выглядеть женственно.

Поторапливая дочку в школу, Елена выглянула в окно, чтобы решить, брать ли зонт. Там, прямо под фонарем, где ночью топтался Марат, метровыми буквами на асфальте было выведено белой краской: «Лена, я тебя люблю!»

Нет, это не он! Это не ей! Не может мужчина тридцати пяти лет писать такое своей ровеснице. Это мальчишество! Кто-то из старшеклассников порадовал подружку откровенным признанием. Елена попыталась вспомнить, кто из школьниц или студенток живет в ее подъезде. Прямо над ними Наташа, где-то ниже Катя. А кто еще? Кого зовут Лена? Неужели никого? Не может быть. Она просто не знает всех жильцов. Должна быть еще какая-то Лена кроме нее!

Настя, удивленная растерянностью матери, прилипла носом к стеклу.

— Ух ты! Мне бы такое написали!

— Подрасти сначала, а потом о мальчиках будешь думать.

— А ты уже переросла?

Елена отдернула дочь от окна и потащила ее в школу. И, конечно, заморосил дождь! А она совсем забыла, что выглянула в окно, чтобы посмотреть на небо.

Уже в машине, проводив Настю, Елена глянула в зеркало. Мокрая курица, а не женщина! А она так старалась придать пышность своему затылку. Все насмарку. Ну и пусть! Она майор юстиции и спешит на службу, а не на свидание!..

Кто-то вежливо кашлянул в кулак. Петелина вздрогнула. В раскрытой двери кабинета стоял Марат Валеев.

— Я выполнил поручение, Елена Павловна — встретился с бывшим оперативником Александром Долговым.

— Да, проходи, капитан. — Только так: деловой тон, спокойный взгляд, забыть про вчерашнее. — Рассказывай, что удалось узнать.

Марат сел, сцепив пальцы, и смотрел то на руки, то на край стола. Елена выводила карандашом на бумаге угловатые узоры.

— Мы посидели. Пришлось выпить для контакта. В общем, с той сауной вырисовывается такая загогулина.

Поначалу Марат с трудом подбирал слова, но после того как он погрузился в привычную для оперативников историю, его рассказ оживился. Елена внимательно слушала, время от времени записывая рядом с узорами прозвучавшие имена и фамилии.

В сауне отдыхал глава измайловской братвы Карасев вместе со своими дружками. Поговаривали, что дальновидный Карась сколотил приличную сумму, намереваясь выкупить уральский комбинат. Для того чтобы ускорить процесс сбора денег, он нагло вклинился в вотчину гольяновских. Это не понравилось гольяновскому авторитету, и тот послал трех своих бойцов, чтобы поджечь сауну. Карательная акция вроде бы прошла как по маслу, Карась с дружками погиб, но в ту же ночь исчезли и посланные «братки»! Утром гольяновские нашли их машину с простреленными стелами и окровавленным салоном. А позже стало известно, что кто-то ломанул хату Карася и увел «общак» с деньгами.