с подругами, а вечерами вообще не отходить от вожатых. Это минимум, что мы можем сделать.

— А как же остальные? Веселятся, ничего не подозревают, а лагерь уже может быть окружили клыкастые маньяки!

— А вот остальным прямо говорить ничего нельзя — в лучшем случае поднимут на смех.

— Да, будем говорить намёками! — Паша, наконец, оторвался от созерцания себя в зеркале и принялся мерить номер шагами, заглянув первым делом на балкон. — Скажем: «Ребята! Помните! Если увидите странных незнакомцев — бегите от них сломя голову. Нет, ребята, мы не странные, нас так в школе учили»!

— Пошли в душ, а то так и будем стенать в номере. Ты, Пашка, между прочим, абсолютно прав, нам срочно нужно на дискотеку.

— Конечно, я прав! Но почему?

— Нам нужны товарищи: старые, новые, те, с кем можно будет делиться наблюдениями, держаться вместе, в конце концов! Ты же домой не собираешься?

— Нет, конечно, а зачем домой собираться? Ведь первый день только в лагере.

— Вот именно, только первый день, а уже чуть не съели. Когда фильмы ужасов смотришь, разве не хочется крикнуть главным героям в самом начале: «Уматывайте отсюда! Собирайте вещи и бегите сломя голову с этой хижины, леса, города, страны и желательно континента как можно дальше и быстрее!».

— Да! — Пашку восхитил кинематографический ракурс, аж в ладоши хлопнул. — А еще я один раз в кинотеатре крикнул: «Дура, куда ты полезла? Оттуда были крики ужаса и боли — тебе в другую сторону!». Чуть из зала не выгнали, но у меня не было мочи смотреть, как они все одна за другой шли посмотреть «а что там случилось с остальными?».

— Значит, по логике целесообразности, мы с тобой Паша, должны сейчас названивать родителям и слёзно умолять их забрать нас отсюда на вертолёте. Но мы не будем.

— Нет, конечно! Лето только началось, впереди еще двадцать дней свободы от родаков, море, солнце, пляжи. Красиво здесь в конце концов! Не хочу я никуда уезжать!

— Тихо, тихо. Мы остаёмся. Прямо как все те дурачки из ужастиков.

— Точно, как они… А что же делать? Например, когда услышим крики ужаса и боли?

— Будем соблюдать правила безопасности фильмов ужасов.

— Вау! Се-рё-га, — протянул восхищенно Паша, — это ты сам только что придумал?

— Да, — Сергей склонил голову, принимая похвалу, и на лицо ему снова упала чёлка. Он досадно глянул на неё. — Но сейчас в душ. А потом подстрижёшь мне чёлку.

— Шутишь?

— Нет.

— Это еще зачем, Красавчик? Ты ж с ней уже три года ходишь. Я к тебе привык такому!

— Мешает в экстремальных ситуациях — это раз! Носителей экзотических и щеголеватых причёсок в фильмах «выпиливают» первыми — это два!

— Да! — Довольно хрюкнул Паша. — А те кого криво подстриг друг — доживают до второй части!

— Точно!

И друзья пошли в душ.

— Блин! — Паша кричал, но из-за шума воды его всё равно было еле слышно в соседней душевой Сергею. — У меня такое чувство, что сейчас весь лагерь смотрит, как мы моемся!

— И музыку выключили, чтоб не отвлекала! Стоят, разинув рты… буль, кхе, — Сергей подавился горячей водой.

Уникальные душевые пятиэтажных корпусов «Кристала» прекрасно смотрелись, как архитектурный элемент, уравновешивая противоположный стеклянный угол здания, где находилась лестница. К тому же большие прозрачные ромбо-узорчатые плитки стен полностью пропускали дневной свет, но к этому сомнительному удобству еще надо было привыкнуть. В тёмное же время суток, посетитель душа чувствовал себя, как рыбка в светящемся аквариуме, испытывая другого рода психологический дискомфорт, видя свое мутное отражение и угадывая за стенами неясную, изломанную тысячами граней стекла темноту улицы.

Сергей и Паша не потратили и пяти минут, чтобы искупаться. Еще пять минут у них ушло на посещение номера и одевание. Паша сбегал в «комнату для собраний во время дождя», как её назвали вожатые, за ножницами и двумя длинными «чи-иками» оттяпал гордость Красавчика. «Ерунда», — констатировал Паша, бросив всего один взгляд на Сергея и принялся бешено и хаотически стричь беспомощного дргуа. «Теперь получше», — сказал он три минуты спустя. Пока Сергей подставлял под струю воды в кране в углу лицо, шею и плечи, чтобы смыть прилипшие волосинки, Пашка быстро подмёл волосы. Наконец экс-Красавчик решился глянуть в зеркало. Сначала он ойкнул, увидев незнакомые очертания, но потом, покрутив головой, признал, что Пашка, пожалуй, молодец. Сделал из томного юноши симпатичного панка-бунтаря. «То, что надо», — констатировал Сергей, подняв большой палец гордому собой Пашке.

Пятнадцать минут спустя они стояли на крыльце перед корпусом, на улице стало заметно прохладнее — с гор тянул тот самый ветерок, о котором рассказывали вожатые. Можно было слышать, как вокруг ближайшей лампы, что над входом, хлопают крыльями ночные мотыльки. Совсем тихо, как будто с расстояния в километр, доносилась музыка с дискотеки. Горнолесной рельеф глушил любые звуки, кроме шума ветра в кронах деревьев и сливающегося с ним прибоя далеко внизу.

Друзья шли на звуки музыки контрастными черно-зелёно-оранжевыми аллеями, покрытых узорами теней переплетённых веток и трепещущих листьев.

— А может быть это шутка? — Сказал Сергей.

— Что?

— Калитка, монстр и вожатый с пистолетом — всё подстроено, чтобы испугать того, кто стащит ключ. — Сергей говорил и сам себе начинал верить, ведь в воздухе было разлито столько свежего счастья летнего вечера, что любое зло казалось несерьёзным, а опасность — безосновательно надуманной

— Вот тебе шутка! — Пашка помахал перед лицом друга руками, чистыми после душа, но изборождёнными частыми глубокими царапинами с глянцево отблескивающей запёкшейся кровью разбавленной сочащейся сукровицей. — Я не знаю, как завтра ложку буду держать на завтраке. Когда на них обращаешь внимание, они пульсируют. Мне это совсем не кажется шуткой.

— Отжиматься, наверное, будешь на кулаках… Кто пульсирует?

— Боль в ладонях!

— Ты прав, — согласился Сергей, — тот урод мог тебе руки не только поцарапать, но и сломать.

— А если бы вовремя не подоспел «супермен» с пистолетом, он бы мне нос отхватил зубами. Разорвал бы как бешенный пёс орущую курицу! Фу-у! — Пашу передёрнуло от отвращения.

— Что «фу»?

— Вспомнил его пасть и ту вонь, которую он на меня выдохнул. Нет, Красавчик, о юморе тут речи быть не может.

— Извини, может, потому что у меня обошлось без ранений, но с трудом могу себя заставить думать об этом лагере, этом великолепном вечере, как таящем серьёзную опасность.

— Серёга, да я тоже пьян от воздуха! — Почти закричал Пашка. — Если бы не царапины, сейчас бы, как тот чудила из старого фильма, закружился на фонаре!

По мере приближения к дискотеке, дорожки лагеря становились всё более людными. Парк кишел весёлыми подростками,