«Я понимаю, это очень странно – писать письмо самой себе, но иначе никак. И сейчас я обращаюсь к себе будущей. Той себе, которая забыла.

Кира, я представляю, в каком ты смятении и страхе. Но ты же понимаешь, что не стала бы стирать себе память на пустом месте по какой-либо глупой прихоти. Я очень тебя прошу, даже умоляю, не пытайся вернуть забытые воспоминания! Просто представь, что ничего не было, и живи дальше. И ни в коем случае никому не рассказывай! Особенно Рефу.

Я очень боюсь его реакции. Я боюсь, что Алекс намерен его убить. Он и раньше был настроен очень решительно, а сейчас так вообще… Но я… Мне так сложно теперь его ненавидеть! Это ужасно, отвратительно и мерзко! Я сама себе противна из-за этого! Но я ничего не могу с собой поделать! Пожалуйста, не возвращай воспоминания! Поверь, это единственный шанс не допустить катастрофы!

Александр поступил очень подло. Он сыграл на том, что я контролировать не в состоянии. Даже теперь, зная правду, я ничего не смогу изменить. Я лишь надеюсь, что без воспоминаний это чувство так и останется незамеченным. Не волнуйся, дальше поцелуев дело не зашло, хоть в этом Алекс был честен. И спасибо ему, что все-таки выполнил мою просьбу и научил блокировать нежеланные воспоминания. Я только этим сейчас и держусь, что вот-вот все забуду. Иначе я просто с ума сойду от отчаяния!

Так что постарайся просто об этом не думать. Ничего не было и все. Поверь, так будет лучше и легче. Так есть хоть какой-то шанс сохранить отношения с Рефом. Да и не только отношения, а его жизнь. Я очень боюсь, что Алекс сочтет Рефа единственной преградой между нами. Особенно теперь, после всего этого.

Ни в коем случае не возвращай воспоминания!»

На этом письмо обрывалось. Но я упорно сидела и продолжала смотреть на лист в своих руках в слабом свете свечи, словно в надежде увидеть что-то еще. Казалось, каждая буква, сама бумага – все пропитано отчаянием. Моим отчаянием. Мне даже дышать сейчас сложно было, в горле встал ком ужаса. Что же произошло… Что же со мной случилось… Но теперь, после этого письма, я не хотела вспоминать. Только сейчас дошло, что я не медвежью услугу себе оказала, а этим забытьем оставила хоть крохотный шанс на прежнюю жизнь. Шанс, который Алекс безжалостно уничтожит, заставляя вспомнить в выгодное ему время.

Хотя, может, так лучше – вспоминать именно с приездом Рефа? Рядом с ним легче все это будет пережить. Но слова в письме о возможном убийстве не давали мне покоя. Я и раньше ведь на эту тему переживала, а теперь так вообще. И вариант «Рассказать Рефу и он сам решит эту проблему» больше не казался мне таким уж идеальным.

Я спрятала письмо обратно в сумку. Даже хорошо, что я его не заметила еще тогда на корабле, когда перебирала вещи перед прибытием. Все-таки в тот момент мне было куда хуже, чем теперь. И раз уж воспоминания восстановятся в любом случае, то пусть лучше сейчас. А к возвращению Рефа решу уже, что делать дальше.

Как ни удивительно, но утром я проснулась в отличнейшем настроении. Просто мне приснился Реф. Он обнимал меня, успокаивал, обещал, что все обязательно будет хорошо. И после этого сна мне стало так легко и радостно, что все проблемы показались сущими пустяками. Ну подумаешь, провела я неделю с Алексом, так не по своей же воле. Да и всяким там поцелуям тоже наверняка есть логичное объяснение. Может, Дарла плохо разглядела, и все было ни разу не добровольно с моей стороны. Так что винить мне себя не за что.

Успокоившись на этом, я проснулась раньше всех. Девчонок решила пока не будить, оделась, умылась и спустилась на кухню. Конечно, неудобно было брать чужие продукты, но бабушка Налли сама ведь разрешила. Да и мы решили, что потом просто деньги ей оставим. Ну а кроме меня все равно готовить некому. Учитывая, любовь Дарлы ко всевозможной отраве и пристрастие Аниль к практически несъедобной якобы здоровой пище.

Решив особо не мудрить, я взялась за приготовление овсянки. Уже ставила чайник, как за приоткрытым окном явственно послышался стук копыт и скрип колес. Я успела заметить краем глаза лишь подъезжающий экипаж. Недоумевая, кто мог приехать в такую несусветную рань, я поспешила к входной двери. Хотя, может, это кто-то к бабушке Налли в гости? К нам ведь тут и приезжать некому.

Стоящий у крыльца дома экипаж выглядел весьма презентабельно, даже с витиеватым символом на дверках. Но, скорее, это был не герб какого-либо аристократического рода, а нечто вроде фирменного лейбла. С козел спрыгнул парень в дорожном костюме, достал из экипажа внушительную охапку бордовых роз, перевязанных золотистой лентой, и направился ко мне.

– Доброе утро! Кира арт Богданова? – деловито поинтересовался он.

– Доброе утро. Да, это я, – я чуть растерянно кивнула.

– Прошу, – он с улыбкой протянул мне цветы.

– А от кого это? – я брать не спешила.

– Мы не вправе разглашать, но, полагаю, там должна быть записка, – парень все-таки всучил мне букет.

Но я и так прекрасно догадывалась, кто отправитель.

– Нет уж, постойте, – я снова ему цветы отдала, – отвезите обратно Арландскому графу.

– Без проблем, – с готовностью согласился парень и задумчиво продолжил: – Так…стоимость букета…плюс доставка в Вестсар… – и радостно подытожил: – С вас восемьсот пятьдесят семь золотых!

– Сколько?.. – ошарашено выдохнула я. – За что?

– Ну как, – выхаживал передо мной посыльный, – за цветы и доставку такого букета из этой глухомани в Вестсар. Между прочим, у нас самые лучшие цены в городе! Если вы отправляете у нас цветы впервые, то вам в полцены!

– То есть восемьсот с чем-то там – это в полцены? – я все еще не могла поверить. Да у меня стипендия в два раза меньше!

Парень кивнул.

– Очень выгодное предложение! Вы учтите, что у других лаенские розы стоят намного дороже. Да и между нами говоря, – заговорщически добавил он, – в остальных цветочных лавках такую редкость почти не найти, да и если найдете, то уже завядшими. Ну так что? Отправляете назад?

– Нет, спасибо, – буркнула я, забирая у него букет.

Посыльный хотел ввернуть что-то еще рекламное, но я спешно зашла в дом и закрыла дверь. Нет, ну что за несправедливость? Даже вернуть цветы проблематично!

Но стоит признать, что пахли розы умопомрачительно. Даже перекрыли запах подгоревшей