В 20 лет Заратустра отверг все мирские желания и стал истинным праведником. Больше десяти лет он после этого скитался по Маргиане, Согду, Арейи и Бактрии, и в 30 лет его постигло озарение, и именно с этого момента он и начал проповедовать новое учение об Ахура-Мазде и об извечной борьбе Добра и Зла.

   Выслушав всё это от своего приближённого, Кей-Кавус захотел увидеть ставшего знаменитым проповедника.

   И вот Заратустра предстал перед ним.

   Он был выше среднего роста, худощав и с длинной бородой, которую уже тронула седина. Одет проповедник был скромно, как обычный землепашец. Ему было лет пятьдесят, и он опирался на посох.

   У Кей-Кавуса с Заратустрой завязалась долгая беседа, и о чудо! Поначалу сильно заикавшийся, Кей-Кавус с середины их беседы совсем перестал заикаться, а к концу её он настолько проникся доверием и восхищением к этому проповеднику, что разрешил ему вернуться в Бактрию и поселиться рядом с царской цитаделью, возле которой и вырос самый первый зороастрийский храм.

   За считанные месяцы Кей-Кавус обратился в новую монотеистическую веру и по его примеру в зороастризм начали переходить и многие придворные бактрийского царя, а вслед за ними и их семьи и их слуги. А вскоре зороастрийская вера стала главенствующей в Бактрии, и именно она помогла Кей-Кавусу не только избавиться от некоторых его недостатков, но и способствовала консолидации и укреплению его власти. А далее зороастрийская вера стала насаждаться и в соседних с Бактрией странах. Эта вера не хуже оружия помогала Кей-Кавусу подчинять их.

Так Бактрия вновь начала возвышаться.

   И всё благодаря тому, что сложился прочный союз между её молодым правителем и проповедником Заратустрой.

Глава четырнадцатая

   Древнейшая религия ариев называлась ведической, и возраст её исчислялся не двумя-тремя тысячелетиями. Она зародилась у ариев очень давно. Тогда, когда они ещё обитали на далёком и холодном Севере, где-то в Приуралье.

   В этой религии было немало богов, у которых имелась строгая иерархия, но среди них, безусловно, выделялись самые могущественные. И одним из таких был Агни.

   Агни являлся богом огня, он оберегал домашний очаг, и когда-то по своему влиянию уступал только Индре, богу света, молнии и дождя, а также распоряжавшемуся загробным миром. Так что Агни с глубокой древности считался одним из самых влиятельных богов в арийском пантеоне.

   Народ свято верил в его силу и постоянно приносил в его храмы обильные жертвы. Однако всё это было уже в прошлом.

   С появлением проклятого проповедника Заратустры всё стало для ведийских жрецов меняться в худшую сторону. Вначале часть простых бактрийцев и прочих ариев стали уж слишком внимательно прислушиваться к проповедям этого нечестивца и его сподвижников, но вот совсем стало худо тогда, когда проповедям Заратустры внял сам правитель Бактрии Кей-Кавус, и затем он обратился в зороастрийскую веру.

   Арджман, верховный жрец бога Агни, очень долго сопротивлялся новой религии, лишавшей всю касту брахманов (жрецов древних ведийских культов) влияния и богатства, но всё же это противостояние проиграл и теперь только мог рассчитывать на милость Кей-Кавуса, который хотя бы не преследовал его и остальных жрецов. Но храмы и Агни, и прочих ведийских богов стали хиреть и приходили в запустение, и народ всё больше отворачивался от них.

   Арджман искал выход из создавшегося положения и тут в его поле зрения появился один маннеец. Он был настойчив и даже навязчив, и сам напросился на встречу.

– Я приветствую тебя, светоч мудрости и благочестия! – низко поклонился брахману иноземец. По виду он смахивал на купца. У него была спадавшая на грудь и завитая в мелкие колечки на ассирийский манер борода и богато расшитая одежда. Взгляд у этого маннейца был только особенный. На левом глазу у него было заметное бельмо.

   Арджман находился в плохом настроении и поэтому не очень дружелюбно ответил маннейцу:

– Что тебе надо, иноземец?

   Такой тон нисколько не смутил и не обескуражил гостя.

   Он по-прежнему любезно и как ни в чём не бывало продолжил:

– Я – купец…

– Хм…

– И только что прибыл из Манны.

– Для чего ты хотел меня видеть?

– Я направляюсь в Гандхару, и потом должен проследовать ещё дальше, в Индию, но прежде я хочу кое-что продать здесь, в Бактрии… И поэтому мне необходимо заручиться поддержкой местных богов. И вот для этого я хочу достопочтимому брахману и его храму преподнести дары… Пожалуйста, прими их! Тебе они должны понравиться!

   Маннеец отдал распоряжение, и его слуги внесли в храм и положили перед брахманом объёмный сундук и два ларчика. Затем, когда они их открыли, то глаза брахмана тут же алчно вспыхнули. Он давно не видел столько драгоценных камней, золота и искусно сделанных греческими мастерами бронзовых чаш и кубков. Маннейский купец оказался уж слишком щедрым. Настроение у Арджмана тут же улучшилось, и он распорядился, чтобы для его гостя подыскали подобающую крышу над головой и предоставили ему всё, что он ни попросит.

   На следующий день между маннейцем и брахманом состоялся приватный разговор. Купец сам на него напросился.

   Он показал жрецу бронзовую пластину с выгравированной на ней фигурой верховного бога Ашшура, и произнёс:

– Я только на треть маннеец. А вообще-то я послан не из Манны, а из самой Ниневии, и послан самим Великим царём…

– Ве-е… Ве-еликим царём?! – глаза у брахмана расширились и совсем округлились.

– Да-да! Именно им! И он ищет в Бактрии надёжного человека, который имеет влияние и мог бы стать для него полезным…

– И что?

– Выбор пал на тебя, брахман. Согласен ли ты стать полезным моему господину? В долгу Великий царь не останется…

   Брахман Арджман не долго колебался. Он прекрасно осознавал, что Великий царь, правитель Ассирии, был не только самым могущественным человеком, но и самым богатым во всей Ойкумене. И было видно по поведению маннейца, изображавшего из себя купца, что Великий царь готов был щедро платить за те услуги, которые он ожидал от Арджмана получить. Но какие услуги Великий царь хотел от него заполучить? Об этом брахман сейчас не особо-то и задумывался.

   Так верховный жрец бога Агни стал осведомителем ассирийцев в Бактрии.

   ***

   Набуэль и его люди поспешно покинули Арахосию (а для того, чтобы распродать имущество и приобретённые дильмунцами в окрестностях Зангарха поместья, князь оставил там только Икбала).

   На третий день пути, князь решил запутать свои следы, дабы обезопасить себя со стороны возможных преследователей, и для этого распорядился у одной из развилок части своим соратникам во главе с Намтаром отправиться в