Пришлось выходить из машины, забираться в багажное отделение – она надеялась на предусмотрительность Артема и Рогачевой. Ее надежды оправдались – урча от радости, она извлекла из багажника свернутую тугим комком промасленную куртку, широкие брезентовые штаны со множеством карманов в самых неожиданных местах. В коробке с ветошью нашлись фланелевые отрезы для протирки машины, а в закутке рядом с запаской – «заслуженные» резиновые сапоги 44-го размера. Помучившись с фланелью, она соорудила из нее подобие портянок (Олежка как-то шутя учил ее наматывать портянки – мол, чего только в жизни не пригодится). Полностью экипированная, она опять забралась в салон, отыскала бутылку с водой, стала жадно пить. Взор наткнулся на бесхитростную бутылку водки (явно Генкина затырка). Она уже не понимала, что творит – свернула пробку, присосалась к горлышку. Потом надрывно кашляла, хватала воздух, боялась, что сердце сейчас остановится. Но все прошло, алкоголь разбежался по сосудам, стало легче. Снова выпила пол-литра воды. Проснулся страшный голод. В вещах продвинутого Руслана отыскалась упаковка финских ржаных хлебцев – она зубами раздирала обертку, хрустела, давилась спрессованной мукой с какими-то сомнительными пищевыми добавками…

Несколько минут Ульяну терзали рези в желудке. Справившись с болью, она перебралась на водительское сиденье, уставилась в окно. Ночь, похоже, шла на убыль – прямо по курсу, где за скалами притаилось урочище Распады, черное небо покрывалось серостью. В округе было тихо. Лишь неугомонный кузнечик скрипел в ворохе травы у обочины.

«Интересно, – задумалась Ульяна, – эти твари когда-нибудь выходят из урочища? Или… не могут, привязаны к нему своими неразрывными мистическими нитями? Кто они такие? Это не люди в привычном понимании этого слова. Однако и не представители фауны… Да какая разница, идиотка! – вскипел голос разума. – Вали отсюда! Отъезжай на безопасное расстояние, ищи телефон, вызывай ментов, МЧС, кого там еще, может быть, еще не поздно!»

И вздрогнула, услышав собственный «закадровый» смех. В нем звучали злобные нотки. Как она уедет, ключей-то нет? Перемкнуть провода? Ну да, ты крупный специалист по этому делу! Она машинально, не зная, чего хочет, ощупала приборную панель, заглянула в углубление под приборами, где отыскала ключ от гаража и несколько ракушек. Отогнула козырек для защиты от солнца – в зеркало, что ли, посмотреть? И к величайшему изумлению обнаружила пришпиленный булавкой запасной ключ зажигания! Похлопав глазами, Ульяна отстегнула его, недоверчиво повертела. Ключ, как в масло, вошел в замок зажигания, включились приборы, негромко затарахтел мотор…

«Какие мы хозяйственные и предусмотрительные! Были при жизни… – несколько минут она сидела в оцепенении, наблюдая, как поднимается стрелка указателя оборотов коленвала. – Милости просим – дорога свободна, можешь разворачиваться и валить на все четыре! К утру доедешь, если по дороге не расшибешься, до ближайшего телефона, дозвонишься в город, поскольку на сельскую полицию надежды никакой. И что такое, скажите на милость, сельская полиция? Пьяный участковый? Объяснишь сложившуюся ситуацию. Поверят не сразу – если вообще поверят. Сами не поедут (делать им больше нечего), шумнут тому же пьяному участковому, чтобы разобрался, откуда взялась на вверенной территории компания обкуренной молодежи. То же касается и МЧС – в чем, позвольте спросить, ваша чрезвычайная ситуация, милая леди? В том, что обкурились и несете полную чушь? Ей нужно самой примчаться в город, обивать пороги, убеждать, доказывать, что никакая она не наркоманка, а водку вообще пробовала раз в жизни! А то, что села после этого за руль, – так это исключительно по чрезвычайности ситуации! Пройдет не меньше суток, пока из города кто-то соизволит приехать. И тогда уж точно будет поздно…»

Нагревалась печка, и холод начал отпускать. Ульяна расслабилась, откинула голову. В салоне было хорошо, комфортно, никто не посягал на ее жизнь, и кабы не эти мрачные размышления, имеющие прямое отношение к мукам совести… Нет, так не пойдет. У нее единственная жизнь, пусть кто-нибудь другой выясняет обстоятельства и причины произошедшей трагедии!

Она включила передачу, начала разворачиваться задним ходом. Снова переключила, сдала вперед, вывернула руль… И со злостью бросила рычаг в положение парковки, провалилась в оцепенение. Потом со злостью замолотила по рулю, обняла его, уронила голову. Слезы текли по оплетке, капали на колени. Вся компания стояла перед глазами – здоровые, веселые, смеющиеся, с наполеоновскими планами на жизнь! Ехидно посмеивался Руслан Трушечкин, высокомерно поглядывал на мир, задирал нос. Переругивались Артем с Рогачевой, до одури влюбленные друг в друга. Просыпался по треску будильника всклокоченный Олежка Брянцев, поднимался как зомби, протирал глаза… и вдруг издавал страшный рык и с воплем «А это тут кто?!» набрасывался на сонную Ульяну, мял ее, яростно целовал… Зубоскалил и разбрасывал пошлости Генка Аракчеев, умничал Семен, лучшая подруга Алла с грустью смотрела на Ульяну и укоризненно качала головой. Загадочно ухмылялся бритый, как новобранец, Борька Поплавский… Она вдруг поняла с пронзительной ясностью: никуда она не уедет! Она обязана быть здесь, пока есть надежда! Она не может бездарно тратить отпущенное им время!

Пружинистый ком вырос в горле. Она заглушила мотор, стала рыться в бардачке. Нашла плоский функционирующий фонарик, хорошо помещающийся в кармане, перочинный нож известной швейцарской фирмы. Ничего другого похожего на оружие там не было. Возникла резонная идея пошарить под креслом, в результате чего она извлекла на божий свет компактную монтировку – с одной стороны гвоздодер, с другой – уплощенный, чуть загнутый конец, вполне подходящий для выковыривания глаз. Она еще раз всплакнула, стала выбираться из машины…

Когда раздвинулись скалы, Ульяна опустилась на корточки и пошла гусиным шагом, хоронясь за холмиками и островками бурьяна. На границе урочища она залегла за валуном, стала всматриваться. Практически вся котловина лежала перед глазами в тишине и спокойствии. Небо на востоке посерело еще больше, но до полноценного рассвета оставалось много времени. Хотелось надеяться, что твари спят. В урочище властвовала ночь. По небу плыли перистые облачка, временами обнажалась луна, озаряла котловину едким рассеянным светом. Снова все то же самое – озеро, увенчанное дымкой, заброшенный погост, невнятные очертания домов в деревне. Нелюдимые скалы выстроились полукольцом, черные шапки леса охраняли котловину.

Тишина в предрассветный час царила какая-то неестественная. По урочищу никто не лазил – она привлекла все свои чувства, но нигде не отметила движения. Соваться тем же путем было боязно. Она перехватила монтировку и поползла к северным скалам, где забилась в каменистую расщелину и снова стала наблюдать. Сменился параллакс, но, по сути, в урочище ничего не менялось. Прорисовалось главное строение деревни, с которым было связано множество воспоминаний, плотный лес на южной оконечности урочища. Время текло, и вскоре Ульяна стала проявлять признаки нетерпения. Сил немного прибавилось, но вместе с силами вернулся страх. Несколько минут спустя худенькая фигурка выбралась из скал, перебежала каменистый пустырь и снова залегла. По мере возвращения к «истокам» возвращалась дрожь в коленках. Она отправилась в путь по-пластунски, делала остановки, прислушивалась. Тишина перед рассветом стояла нерушимая. Даже дальний лес хранил молчание. Тумана практически не было, лишь в окрестностях озера клубилась дымка.