— Attends, attends[57], — сказал он, поймав мою руку.

Он знал, чего я жду и чего ждет сам, потому что в определенный момент сосредоточился на своих ощущениях, глаза его изменились, но это произошло лишь после того, как он убедился, что я кончила. Он не был уверен, берет ли он опытную женщину или невинную девушку, — он сам сказал об этом чуть позже. Вопрос возник из-за его незнания американок, к тому же калифорниек, к тому же моего возраста, но он быстро отпал. Помимо чисто физического наслаждения, я испытывала несказанное удовольствие от разницы в возрасте и положении. То, что раньше тревожило меня, сейчас только разжигало мою необычайную страсть. Этот крупный красивый седой человек с его мощным стволом (или как там это называется у Мильтона в «Потерянном рае», из которого я однажды прочитала несколько отрывков, — ужасная скука), человек, который мог бы шептать нежные слова на любом языке — я все равно бы поняла, так вот, этот мужчина трахался как Бог. Я была полна им и сама вся заливалась медом.

Иногда у нас были обычные для любовников разговоры. Что ему прежде всего понравилось во мне? Как он решился предложить мне переспать с ним? «В мои времена мужчины влюблялись по нескольку раз и знали, что чувства нельзя пускать на самотек. Любви надо помогать», — сказал он.

Я призналась, что меня увлекли его политические и военные подвиги, и Эдгар с усмешкой заметил, что эти занятия воинственного и властного мужчины не в чести у теперешних женщин.

И еще увлекло, что он не американец, добавила я.

— На свете миллиард неамериканцев, — возразил он. — А я, наоборот, очарован твоим американством.

— То есть тупостью, молодостью и наивностью?

— Ни в коем случае. Мне нравится в тебе другое.

С самого начала я оценила его нежелание посвящать меня в свои проблемы — с женой или любые другие, а он оценил, что у меня не было желания их выслушивать. Может быть, у него вообще не было проблем. Позже у меня такое желание появилось.

Он рассказал, что не допускает орального секса. В порядке самодисциплины. Думаю, что сумею легко разубедить его.

Еще до начала нашего романа я принялась продираться сквозь газетные статьи, в которых упоминался Эдгар. Я выписывала формы глаголов avoir и être[58]во всех возможных временах, наклонениях и залогах и, заучивая их, добилась определенного прогресса. Но когда мы встречали кого-нибудь из его знакомых или заходили выпить после театра, я не понимала ни слова из того, что говорилось. Это приводило меня в бешенство. Я быстро схожусь с людьми, всегда была своей в любой компании, даже выступала заводилой, а теперь чувствовала себя чужой и, наверное, считалась отсталой. Я уверенно произносила Bonjour, monsieur и bonjour, madame, быстро добавила к моему репертуару au revoir, monsieur (madame)[59], но больше ничего не могла из себя выдавить, и только Эдгару научилась кокетливо говорить je t'aime[60].

Моя неспособность к французскому заставляла меня еще больше уважать Рокси, которая с кажущейся легкостью поменяла страны, языки и религии. Когда я сказала ей об этом, она с горечью ответила, что это признак дурного характера — человек должен сохраняться таким, какой он есть.

Я заметила, что, говоря по-английски, она начала употреблять французские слова и обороты. В данном случае вместо «сохраняться» мы сказали бы «оставаться». Люди должны оставаться тем, что они есть. Но разве мы верим в это? Я лично — нет.

Примерно в это время Стюарт Барби рассказал своему другу Алену Десмонду, эксперту из Лувра, что он видел у Рокси замечательную картину, которую сейчас оценивают, чтобы переслать в музей Гетти. Сюжет — молящаяся женщина, трактовка света напоминает школу Латура. Не хочет ли он посмотреть?

— Ни за что, mon cher[61], — сказал Десмонд. — У меня непременно спросят, подлинная ли это вещь. Когда атрибуция спорная, мы предпочитаем не вмешиваться. На всякий случай.

— На какой случай?

— На случай, если картину выставят на продажу. Если это vrai[62], то и платить за нее придется соответственно, как за работу élève, école или d'après[63].

— Понял, — хмыкнул Стюарт.

— Но фотографии я бы посмотрел, — сказал Десмонд.

В общем, так оно и случилось. Вот как у Рокси пошли дела с разводом. Излагаю шаг за шагом.

1. Шарлотта, приятельницы и адвокат убеждают Рокси, что она добьется лучших условий расторжения брака, если подаст иск о разводе «по причине». Смирившись с неизбежностью, Рокси решает так и сделать.

2. Перед лицом этой малоприятной перспективы Шарль-Анри отказывается от прежней безропотной позиции и обращается к своему адвокату мэтру Дуано. Тот извещает мэтра Бертрама, адвоката Рокси, что если мадам де Персан не согласится на нормальный, с половинным разделом имущества, развод, то Шарль-Анри не разрешит ей носить его имя и потребует опеки над детьми. Все понимают, что при слушании дела об опеке у Шарля-Анри будут определенные преимущества, проистекающие из единодушного общественного мнения, что дети должны принадлежать родителю-французу, и Рокси вынуждена была согласиться на «нормальный» вариант, но затаила горькую обиду за то, что ее перехитрили и предали. Французские дамы с площади Мобера и американки в женской секции Американского центра предупреждали ее, что этого следует ожидать.

— Всегда так, — с мрачным удовлетворением заметил мэтр Бертрам. — Начинают люди с согласия, а потом ожесточение.

L'endurcissement. Ожесточение. Может быть, это просто еще одно слово, обозначающее взросление или жизненный опыт. Какая-то англичанка за чаем у миссис Пейс сказала мне: «Француженки умные, но жесткие». Я понимаю, почему о них такое мнение. Англичанка гораздо мягче, добрее, чем стройные француженки с бесподобным макияжем. Они должны быть дьявольски расчетливы, чтобы каждый раз надевать другой шарфик. Им приходится быть расчетливыми, потому что во Франции суровые законы.

Развод с половинным разделом означает, что половина «Святой Урсулы» принадлежит Шарлю-Анри или что Рокси должна возместить ему половину стоимости картины.

Рокси рвала и метала. Она боялась позвонить Марджив и Честеру. Она строила фантастические планы: ложный взлом квартиры и похищение картины или отправка ее, свернутой в трубочку, по почте. Или попросить Тэмми де Бретвиль, когда она на Рождество поедет к себе домой в Портленд, штат Орегон, взять картину с собой.