Тут уже захохотали все. Понятно, что представить подобное зрелище во всей красе сложно. Такое нужно увидеть. Но даже того, что услужливо нарисовала фантазия, хватило, чтоб девушки просто ржали в голос, будто молодые кобылки. До слез, то икоты, до сведенных мышц живота.

– И что потом с тем майором было? – спросила лишь похихикавшая за компанию Женька у довольного эффектом рассказчика.

– А… – легкомысленно отмахнулся тот. – Ушел он из бригады, буквально в ту же неделю. Переводом, в другую часть. Сожрали бы его у нас после такого. Не за ныряние в толчке, нет… За это скорее наоборот – зауважать могли. Мол, вон на что офицер готов пойти, чтоб оружие вернуть. Но вот телефонистку ему бы не простили. Это уже клеймо на всю оставшуюся службу.

– Ну да… – многозначительно кивнула в ответ она.

Вообще-то историю эту старшеклассница Воробьева слышала еще в родном Иваново. Только там дело происходило не в подмосковной бригаде внутренних войск, а в поволжской бригаде войск химзащиты. А роль телефонистки исполнял залетный проверяющий генерал из Министерства обороны, не вовремя траванувшийся чем-то в офицерской столовой. В остальном – совпадение стопроцентное. Даже род деятельности и звание главного героя совпадали. Похоже, недолюбливают в армии штабных майоров, коль такие пошлые пасквили про них выдумывают. Хотя – сказка ложь, да в ней намек… Если история так по армии расползлась, значит, что-то похожее где-то и когда-то все же было. На пустом месте такое не выдумать.

– А вот еще случай был, – прищелкнув пальцами, довольно улыбнулся и подмигнул Гале Максим. – Значит…

– Так, Железный, отставить там барышням по ушам ездить! – гаркнул откуда-то со стороны входа Грушин. – Бери Раша за жабры и ко мне оба бегом!

Подарив Галине на прощанье по улыбке, и веселый рассказчик Макс по прозвищу Железный, и его менее балагуристый напарник Сергей, отзывавшийся на Раша, быстрым шагом, переходящим в рысь, дернули на голос. «Да уж, – подумала Женька, – какая, оказывается, интересная штука эти «неуставные взаимоотношения», когда при упоминании полковника бойцы разве что не плюются, а по первому зову старшего прапорщика несутся, теряя ботинки и снося все на своем пути»… Ну, может, с потерянными ботинками и снесенными препятствиями она и преувеличила, но так, слегка, чуть-чуть совсем.

– Слушай, Галь, ну это прямо даже обидно… – громким шепотом попеняла рыжей сидевшая рядом с ней Аня – высокая спортивного вида брюнетка с короткой стрижкой, – тут такая, понимаешь, клумба собралась, можно сказать – цветник, а эти двое гавриков оба на тебя залипли. Это как понимать?

Женька только улыбнулась, услышав неподдельную ревность в заданном вроде бы шутливом тоне вопросе.

– Тут, девчонки, все дело в главном, – Галина широко улыбнулась и слегка приподняла на ладонях свой внушительный бюст, – в сиськах. Ты ж сама сказала – гаврики. Контрактники, ага! Обоим хорошо если водку уже пить можно по американским законам. Год отслужили – и на контракте остались. Да, мышцу подкачали – дай бог всякому. А сами как пацанами сопливыми в мозгах были, так ими и остались. Вот чтоб оценить такую, как ты, Ань, или вон Эухению нашу, тут мужики постарше нужны. А на меня все больше такие, как эти двое, и западают. У которых прыщи только сошли. Или эти… «ара, слющай, да», но им, по-моему, вообще без разницы, к кому приставать.

С обсуждения разных типов ухажеров, завидных и не очень, разговор плавно перетек в обсуждение планов на будущее. Как оказалось, размытые и неопределенные перспективы пугали не одну лишь Женьку, но в «колхоз» к общинникам на дальние выселки и уж тем более в проститутки на Базар (где бы он ни находился и что бы из себя ни представлял) не хотелось никому.

– А я б, наверное, попробовала к военным пристроиться, – поделилась наболевшим Женька. – Не как сейчас – балласт, который приютили из милости и кормят-поят из жалости, – а, что называется, «на оклад». У них ведь, оказывается, не так уж все плохо и глупо, как снаружи казалось.

– Особенно сейчас, – согласилась Аня.

– Похоже, что это самое «сейчас» еще не на один год затянуться может, – погрустнела только что улыбавшаяся Галя. – Жень, а ты попробуй с Ник-Ником на эту тему переговорить. Он к тебе вон как хорошо относится. Вдруг подскажет что дельное? Ну а мы – за тобой в этом… как его? В фарватере?.. Или кильватере? А, плевать! Неважно… Следом, короче. Кучкой-то, девчонки, оно всегда полегче…

После Галиных слов «клумба» глубоко задумалась, разговор мало-помалу заглох. Только шуршала бумага разрываемых пачек да негромко клацали один о другой загоняемые в магазины патроны. Грушин и разведчики вышли на улицу и чем-то непонятным там занимались. Сначала неторопливо, судя по негромкому бубнежу голосов за металлической стеной, прошли по всему периметру ангара, потом один из разведчиков явно залезал зачем-то на округлую стену и гремел по железной крыше подошвами ботинок. После этого Грушин и один из ребят, тот, которого он отводил в сторону первым и с которым о чем-то довольно долго переговаривался, тянули по балкончику, что изнутри опоясывал ангар по кругу, через узкие окна почти под крышей, тонкие, чуть толще суровой нитки, золотистого цвета проводки. Затем, когда уже начало понемногу смеркаться, Николай Николаевич поставил двоих разведчиков в караул и отправил оставшуюся троицу и девушек ужинать и спать. А сам долго возился на столе своей кондейки с какими-то небольшими коробками, к которым подключал в одному ему понятной последовательности эти самые золотистые проводки.

Железный Макс пытался было прямо с балюстрады, не отходя от окошка, у которого дежурил, травить байки девушкам, расположившимся парой метров ниже него – в спальниках на ящиках, но Грушин рыкнул на него так, что балагур только сделал страшные глаза и бдительно уставился в сгущающийся за окном ночной мрак. Да, похоже, не для всех дядя Коля – добрый дядюшка. Для некоторых вон – очень даже строгий.

Женька некоторое время ворочалась на непривычно жестких после провисшей панцирной сетки ящиках, но потом как-то незаметно для самой себя задремала…

– На месте! На месте, кому сказано?!

Подскочившая от громкого предупреждающего крика Женька больно тюкнулась локтем о какой-то ящик и тихо ойкнула. Что это? Что случилось?

Вместо ответа на эти невысказанные вопросы снаружи грянул нестройный залп. Металлические стены ангара загудели, словно гигантский барабан на шоу «Ямато».

– Ах ты ж…!!! – не стесняясь в выражениях, снова заорал Макс. – Тревога! К бою!!!

Прямо над головами девушек загрохотал автомат, а вокруг, отскакивая от ящиков и полок, запрыгали обжигающе горячие гильзы.

п. Осинники, 31 марта, суббота, вечер – ночь

Артем Панин, штатный гранатометчик зиятуллинской роты, низкорослый белоголовый крепыш, едва отслуживший срочную и только-только вернувшийся с первоначалки в Расторгуевском учебном центре, принимая назад «шайтан-трубу», лишь восхищенно цокает языком:

– Ну ты и силен!

– Ерунда, – отмахиваюсь я, – это еще что. Бывают и куда серьезнее спецы: когда я сам срочку трубил, был у нас в роте гранатометчик Вова Гарин. Вот его так и прозвали: «Инженер Гарин с его гиперболоидом». Он, паразит, однажды умудрился так тандемный кумулятив в старый БТР на мишенном поле засандалить, что у того башня отлетела. Заметь, у давно выгоревшего дотла железного «гроба на колесах», вернее, уже даже без колес. В котором уже взрываться-то нечему было. А он так красиво влепил – башня набок и съехала. Что главное – аккурат перед генеральской проверкой, накануне. Начальник стрельбища так орал – мы думали, инсульт беднягу разобьет или инфаркт хватит. Не, обошлось. Пришлось только всем скопом башню на место ставить и на прихватки приваривать. Понятное дело – получилось кое-как, но там было не до жиру, лишь бы держалась. Зато на следующий день генерала повеселили: Вова опять свой «гиперболоид» расчехлил и снова тому же бэтру башню снес, но на этот раз уже с разрешения. Вот это мастер был, а я – так, по верхам нахватался…[4]