— Мне кажется, еще красивее, — ответила Гиацинта.

— Вы имеете в виду эти легкие белые облачка? Это я придумал разбросать их по небу. Я так и знал, что вам должно понравиться.

— Интересно, что вы делали целый день? Вы были очень заняты?

— Не очень. Во всяком случае, у меня нашлось время петь.

— А почему вы пели?

— Потому, что я молод, и потому, что лес так красив.

— И я тоже пела сегодня утром.

— Почему?

— Потому, что война с Бародией окончена.

По лицу Лионеля было заметно, что это известие произвело на него сильное впечатление.

— Но вам это, наверное, не так уж интересно. Вот если бы вы жили в Евралии… — слегка удивилась Гиацинта.

— Мне это как раз ужасно интересно. У вас есть время, чтобы как следует повосхищаться, а я пока подумаю. Смотрите, вон еще одно из моих облачков.

Лионелю действительно было над чем поразмыслить. Если война кончилась и король вот-вот вернется, Удо может остаться в Евралии, только если у него есть определенные намерения в отношении принцессы. Значит, если он вскоре отправится в Арабию, то… А что, если он все еще животное? Тогда он вряд ли отправится в Арабию… Есть и третья возможность: он мог вообще не доехать до Евралии. Масса вопросов, требующих ответа, и рядом с ним находится человек, который может дать эти ответы. Но нужна осторожность.

— Девяносто восемь, девяносто девять, сто! — громко сказал он. — Ну вот, теперь вы, наверное, насмотрелись.

— И что же вы решили? — улыбнулась Гиацинта.

— Решил? — Лионель удивился ее проницательности. — О нет, я ничего не решал, я просто думал. О животных.

— И я тоже.

— Как удивительно! Хотя это дурно с вашей стороны — ведь вы должны были восхищаться моими облачками. А о каком животном вы думали?

— О разных.

— А я думал о кроликах. Вам нравятся кролики?

— Не особенно.

— Пожалуй. Они такие прыгучие… А львы вам нравятся?

— Мне кажется, что у них какие-то глупые хвосты.

— Возможно. Как насчет барашков?

— В последнее время я совсем разлюбила барашков.

— Действительно, это не самые интересные из животных… Забавно, — заметил он как бы невзначай, пытаясь поймать ее взгляд, — что мне однажды довелось видеть помесь трех этих зверей.

— И мне тоже. — Гиацинта тяжело вздохнула, но Лионель видел, что подбородок у нее дрожит, и вдруг она обернулась и посмотрела ему в глаза, и они вместе рассмеялись.

— Бедный Удо! — сказал Лионель. — Как он теперь?

— С ним все в порядке.

— Все в порядке? Тогда почему он не… Правда, я очень рад этому.

— Он мне не понравился, — отвечала Гиацинта, покраснев. Потом она слегка улыбнулась и отважно продолжала: — Но, по правде говоря, сначала я не понравилась ему.

— Он хочет, чтобы его непрерывно ублажали. Это моя обязанность, а не ваша.

Гиацинта взглянула на него с новым интересом.

— Теперь я знаю, кто вы такой. Он мне о вас говорил.

— И что же он обо мне говорил? — спросил Лионель, изнывая от любопытства.

— Он сказал, что вы неплохо разбираетесь в поэзии.

Лионель был слегка разочарован. Он предпочел бы, чтобы Гиацинта услышала, что он неплохо разбирается в драконах. Однако теперь, когда они встретились, это не имело значения.

— Принцесса. — Он решил, наконец, объясниться начистоту. — Я думаю, вы все время задаете себе вопрос, что я вообще здесь делаю? Я приехал узнать, не нуждается ли Удо в моей помощи и не нуждаетесь ли в ней вы. Принц Удо был моим другом, но если он не друг вам, то и мне больше не друг. Расскажите, что здесь происходит и чем я могу вам помочь.

— Вчера вы называли меня Гиацинтой, и имя мое осталось прежним.

— Гиацинта, скажите, нужен ли я вам? — серьезно произнес Лионель, беря ее за руку.

— Спасибо, Лионель. Видите ли, все получилось так…

И, сидя под волшебным деревом Виггз, она рассказала ему все.

Выслушав ее, Лионель беспечно улыбнулся.

— Ну что ж, ничего особенного. Все очень просто. Вы хотите прогнать Удо и поставить графиню на место? Я без труда сделаю одно, а вы — другое.

— Но как я могу прогнать Удо?

— Нет, это как раз сделаю я.

— Лионель, дорогой, неужели вы думаете, что, если бы я могла поставить на место графиню, мне пришлось бы просить чьей-то помощи? Мне кажется, вы плохо себе представляете, что она за человек. К тому же я на самом деле не очень-то знаю, где ее место. Видите ли, я забыла вам сказать, что мой отец от нее без ума.

— Я думал, это Удо от нее без ума.

— Они оба.

— Ну, тогда все очень просто, — предложил Лионель с воодушевлением. — Мы убиваем Удо, и тогда… ну, в общем, половина дела сделана.

— Да, но как насчет второй половины?

Лионель с минуту подумал.

— Хорошо, тогда — наоборот. Мы убиваем графиню и ставим на место Удо.

— Отцу это совсем не понравится, а он приезжает завтра.

Лионель никак не мог понять, чего хочет принцесса: если король влюблен в графиню, он все равно на ней женится, что бы ни сделала Гиацинта, и тогда какой смысл ставить ее на место на один день, если на следующий она займет место на троне. Гиацинта угадала его мысли.

— О, вы не понимаете! — воскликнула она. — Графиня пока не знает, что отец возвращается завтра. И если только я могла бы ей показать — неважно, пусть всего на один час, — что я ее не боюсь и что она не может мной помыкать, тогда я готова забыть все, что происходило в эти последние две недели. Но она относилась ко мне без всякого уважения, она делала все, что ей заблагорассудится, она строила мне козни, и, если она никак не будет наказана, а просто выйдет за отца замуж и станет королевой, у меня совсем не останется гордости и я перестану…

— Надо бы взглянуть на эту Бельвейн, — задумчиво перебил ее Лионель.

— Ах, Лионель, если и вы в нее влюбитесь, я умру от стыда.

— В нее, Гиацинта?

Она не смогла выдержать его взгляда и опустила глаза.

— Да, вы… я никогда… вы никогда… — Но в следующую секунду он уже держал ее в объятиях, и она поняла, что никогда больше не почувствует себя одинокой.

— А теперь, — сказал Лионель, — мы должны решить, что делать.

— Но мне теперь все равно, — ответила Гиацинта, и голос ее был совершенно счастливым. — Пусть она берет и трон, и отца, и Удо, и… все, что угодно, — мне ничуть не жалко. Видите ли, Лионель, у меня есть вы, и я не могу ревновать и сердиться.